Вот и пригодились залежи ненужных накупленных вещей. Да здравствует свободная торговля! Потянулись вереницы автобусов на московские и польские челночные рынки с женщинами-коммерсантками, к рядам которых присоединилась и ее мать.
А большинство мужчин, в том числе отец, не считали достойным для себя быть «торгашами», «спекулянтами». Но что делать дальше, тоже не понимали. Продолжали с упорством ждать, что страна «образумится» и все наконец вернется к прежней размеренной жизни. Их разум не принимал, что ожидание затянулось: по-старому уже не будет и свою жизнь пора менять. Упорно отвергая новое настоящее, застряв в прошлом, ее отец отклонял неоднократные приглашения от кооперативов, открывающихся как грибы. Она недоумевала он отказался даже от предложения работы в Европе, о которой просто мечтали многие. Что это «совковые» стереотипы и страхи? Умнейшая голова застряла на холостых оборотах бесцельной надежды на открытие родного завода, возврат стремительно обесценивающихся денег. Работящие руки перебивались халтурой.
Ее семья путч поддерживала. Вернется стабильная жизнь! Радовались ему и большинство соседей и родственников. С замиранием и тревогой вглядывались в экраны телевизоров с балеринами и музыкой Чайковского. И опять не понимали, что же произошло, когда бурным потоком полились новости с танками, плакатами, безумными людьми на площадях Москвы и в парламентских залах. Вновь чувствовали себя обманутыми. Но многомиллионная страна привыкла, недовольно бурча про себя, покорно следовать за малой громогласной и уверенной в своей правоте кучкой. Победили демократы молча пошла за ними, а если бы остались заговорщики, то строем последовала бы и за этими.
Новое поколение
Уязвимый мир подростков оказался в пустоте между побледневшим и ставшим бессмысленным прошлым и туманным будущим (а будет ли оно?), предоставленный сам себе. Уже не дети, они искали поддержки друг в друге и чувствовали себя увереннее в толпе таких же, как сами. И эта стадная сила искала себе выхода. Придумали войну район на район. Пионерские галстуки и гольфы сменили на широкие штаны и «монашеские» юбки с заправленными в них турецкими свитерами, знамена и барабаны на кастеты и биты. Выясняли, чьи пацаны круче. Она понимала, что вся их смелость и агрессия всего лишь бравада, за которой детские страхи и беззащитность перед неизвестностью. Но в их глазах читалась ненависть. Например, к защищавшемуся от этой оголтелой толпы милиционеру, застрелившему парнишку из параллельного класса, единственного сына своих родителей. И это было только начало безумия, овладевавшего потерявшимся молодым сознанием.