Он в сером халате. Опухшие ноги его окутаны одеялом, вздутый водянкой живот при тяжелом дыхании колеблется. Бережков старик лет семидесяти, с редкими, как бы прилипшими к голове полуседыми волосами и совсем уже белой, тоже реденькой бородкой клином на изборожденном морщинами и исхудалом, землистого цвета лице. Против старика у стола помещается отец протоиерей, в фиолетовой рясе и с наперсным крестом. Он мешает ложечкой чай в стакане и говорит:
Прежде всего, уважаемый Евграф Митрич, не надо отчаиваться. И не такие, как вы, больные, да поправлялись. Теперь вас кто пользует?
Три доктора, да что!.. проговорил с одышкой старик Бережков и махнул рукой. Только один перевод денежный, а толку никакого.
Чем они вас пользуют-то?
Да разное тут Вон на окне сколько стклянок наставлено.
Действительный статский советник Семистадов есть, так того какой-то фельдшер из богадельни травяным настоем вылечил, октавит рослый дьякон, помещающийся со стаканом чая поодаль. Шестьдесят шесть трав входят в этот состав. Тоже всех докторов перепробовал и никакого толку, а вот простой фельдшер вылечил.
Старик молчит, угрюмо смотрит в одну точку и тяжело дышит. Протоиерей, побарабанив пальцами по столу, опять начинает:
В настоящее время от водянки тараканов дают.
Живых? Глотать? восклицает чернобровая женщина лет сорока, в темном шерстяном платье, сидевшая в уголке спальной и до сих пор молчавшая.
Нет, не живых. Я думаю, даже поджаривают, спокойно отвечал протоиерей. Поджаривают и в лекарство мешают. Я слышал, что многие исцелялись. Средство это даже господин профессор Боткин употреблял.
Старик опять промолчал. Чернобровая женщина поправила фальборки на своем платье и робко произнесла:
А что же, Евграф Митрич? Вот бы вам попробовать. Противно-то противно, но что ж такое? Лишь бы помогло. Старик молча махнул рукой и отвернулся. Разговор не клеился. Священник и дьякон допили чай и стали уходить.
Ну, да благословит вас Бог Поправляйтесь сказал протоиерей, наклонился и облобызал старика.
Извините уж, батюшка, не провожаю Не могу проговорил старик.
Ничего, ничего Какие тут проводы.
Племянник уж вас проводит. Костя! попробовал крикнуть старик и закашлялся.
Я здесь, дяденька Я провожу, откликнулся из другой комнаты голос, и на пороге появился Костя Бережков, племянник старика.
Священника и дьякона пошла провожать и чернобровая женщина. Она так и лебезила около протоиерея и, когда они вышли в прихожую, шепнула ему:
Батюшка! Вы бы уговорили Евграфа Митрича составить духовную. Ведь сродственники есть. Потом есть люди, которым он на словах обещал кое-что, а умрет без духовной, так что же из всего этого выйдет!
Я говорил ему тут как-то насчет духовной, но он сказал мне, что уже составлена духовная.
Врет он. Извините, пожалуйста, но врет Ничего у него нет.
Священник только развел руками.
Вы попросите, по крайности, чтобы он вам ее показал. Мне кажется, что это он просто нарочно насчет духовной
Да будет вам, Настасья Ильинишна! оттолкнул от священника чернобровую женщину Костя и принялся подавать ему шубу.
В прихожую выглядывали из дверей какая-то старуха и молоденькая миловидная девушка лет шестнадцати, почти ребенок. Она бросилась к священнику под благословенье, когда тот, надев шубу, начал уходить.
И не стыдно это вам, Настасья Ильинишна, сказал Костя чернобровой женщине. Ну чего к батюшке с духовной-то пристали! Все корысть, везде корысть Вот женщина-то! Бесстыдница.
Ругайтесь, ругайтесь А посидел бы ты в моей шкуре! огрызнулась чернобровая женщина. Корысть! Хороша корысть! Восемнадцать лет около вашего дяденьки, как свечка перед образом верой и правдой горю, а не могу вон дочке хорошего теплого пальтишка сшить, кивнула она на девушку. А ведь мы с ней тоже, сами знаете, не сбоку припека, не с улицы, а, может быть, даже поближе кого другого старику-то приходимся. Да-с.
Ну уж, довольно, довольно Слышали процедил сквозь зубы Костя.
Господи, спаси нас, грешных, и помилуй! вздохнула в дверях старуха и покачала на спорящих закутанной в черный платок головой. Поди ж ты, что корысть-то делает!
Чернобровая женщина, заслыша эти слова, тотчас же сцепилась со старухой. Перебранка, однако, происходила полушепотом и уже продолжалась в другой комнате, куда чернобровая женщина и старуха удалились.