Приём, которым хорошо ставить на место пижонов.
Пальцы мои сжимаются, хрустят кости, и парень сам опрокидывается, завывая от боли. Правую руку он ещё долго поднять не сможет.
Славные у меня ныне гости, сказал я, глядя ему в закатывающиеся глаза. Вежливые и обходительные.
Ярослав отползал, смотря на меня уже с откровенным ужасом. Слаба твоя вера, парень, против Ликиной она ничто. Так, словно вклад в банк на чёрный день а вдруг правы попы, вдруг там и впрямь что-то будет?
Что будет там, я не знаю. Когда я родился, многие не верили ни в ад, ни в рай, а держались старых путей. Именно эти люди меня и воспитали, научив всему, что знали сами. Тогда говорили, что есть просто Навь, Явь и Правь, и загробный мир не был местом жуткого мучительства: предки, деды, оставались с нами, приглядывали за потомками, старались помогать достойным и строжить сбивающихся с пути. Вечны Навь, Явь и Правь, хотя и не неизменны. Ничего похожего на кошмар Апокалипсиса. Да и Забыть-реку зря придумали.
Прямо и честно верили мои праотцы. Оттого и жили так же прямо.
Короче, шмотки свои забирайте и чтоб духу вашего в деревне не было, хотя, ясное дело, никуда они отсюда не денутся. Я могу Ярославу ремней из спины нарезать, как всё та же моя знакомая Яга порой забавлялась, Лику это не остановит. Да и я сам едва ли сумею.
Отползший парень вдруг недобро осклабился.
Думал, в глуши схоронишься?! Думал, не прознаем про бесовские штучки твои? прошипел он, брызгая слюной. Думаешь, не знаем, что с нечистым якшаешься? Не знаем, кто такие твои домовые с овинниками? Бесы то, бесы они и есть! Ну ничего, владыко-то на тебя управу найдёт если только мы прежде не справимся.
Грозил заяц волку да без ушей остался, как мог спокойно ответил я. Ты, парень, верно, в поезде перебрал. Я повернулся к нему спиной и пошёл прочь. С Ликой сейчас всё равно ничего не сделаешь. Рюкзаки ваши я на улицу выставлю, хотя мне и касаться-то их противно.
И тут Лика пришла в себя. Кокон силы вокруг неё угасал, завораживающая литания смолкла. Однако глаза её из бесцветных обратились ярко-зелёными, казалось, они прожигали насквозь; из них уходила беспощадность, а вместе с ней, виделось мне, Изгоняющую покидала сама жизнь.
Она повернулась ко мне, и я замер на месте. Как же щедро тебя одарило силой, Лика, и на что же ты её тратишь
Всё понятно, у вас тут бесов деревня полна, Михаил Андреевич!
Скажи своему спутнику, чтобы вещи ваши забрал. Я их к забору выставлю, лишь большим усилием мне удалось сделать шаг.
Вещи наши забрал? её голос звенел, не торжеством ли? Вещи забрать несложно, а вот что вы-то станете делать, Михаил Андреевич? Она упорно именовала меня вымышленными именем и отчеством, издевалась, что ли?
Ну так вот и забирайте. И я бы на вашем месте здесь не задерживался.
Почему же? Тут у вас такое творится! Нечистой силой вся деревня обсажена! Только моя молитва её и изгоняет! Бесы, бесы вокруг, вы что, не понимаете?
Оставь его, Лика, прохрипел парень. Всё он понимает. Да только эти бесы его первые дружки-приятели, пьют-едят за одним столом.
Так вот кто деревню-то ему держать помогает, протянула девица, словно только сейчас догадалась. Словно не с этим уже сюда приехала.
И с чего ж ты это взяла, девонька? Я взглянул ей прямо в глаза: словно на каменную стену нарвался.
Пока ты беса изгоняла, он на тебя едва с топором не кинулся, змеёй зашипел Ярослав. Да только побоялся, силу твою учуял, верно
Не он силу мою «учуял», а Господь меня оборонил! отрезала Лика. Никто не может посягнуть на занятого богоугодным делом!
Парень твой, Лика, явно с катушек съехал. Я равнодушно пожал плечами. Чудится ему невесть что
Чудится? Чудится?! А вы что же, сами в бесов не верите? от возмущения она едва не задохнулась.
Верю, не верю моё это дело, девонька. Одним словом, пошёл я. Рюкзаки забрать не забудьте.
Они остались позади. И я услышал:
Ну и ладно с ним. Дальше пошли. Бесовское здесь место, точно говорю. Работы до завтра хватит.
Хотел бы я знать, где еще они нашли подобное же место!
Арафраэль!
Здесь. Давно. Смотрю
Мне её не остановить.
Это неправда. Ты можешь. И ты остановишь.
Я не прикоснусь к нему!
Да, спрятал ты его достойно. Наверное, даже слишком хорошо. Что, обидно теперь доставать, разрывать ухоронку?