Силы лесные, злодейство-то какое жутким заклятьем изводить и мучить несчастного домовика. С каких это пор Изгоняющие снисходят до таких созданий? Или патриархии неведомо, кто ещё живёт рядом с людьми?
Я не выдержал размахнулся топором. Сейчас я тебя аккуратно обухом по темечку, несильно, чтобы только сознание потеряла. Зряшнее душегубство мне тоже претит.
Однако я опоздал домовой не выдержал. Оно и немудрено в Лике сейчас чувствовалась такая вера, что, поистине, скажи она сейчас, за неимением той самой горы, синеющему дальнему лесу: «Иди и встань рядом!» послушаются деревья, и вся армия лесных хозяев ничего не сможет поделать.
Да, домовик не выдержал. Я не успел даже руку вознести, а он внезапно возник прямо на крыльце, напротив творящей своё дело Изгоняющей, верно, бедняга совсем ополоумел от боли и страха. И в последнем проблеске уже погасавшей жизни он увидел меня.
Спаси-и-и только и успел выдавить он, охваченный со всех сторон яростным белым пламенем.
Огонь полыхнул, взметнулся выше застрех и тотчас опал, умирая на покосившемся крыльце. Лика не пустила его дальше.
Я крепче стиснул топорище. Вспарывая душу, по мне хлестнул бич, усаженный острыми шипами. Древняя ярость толкнулась в сердце: впусти, позволь, как раньше, врага вмах, отомсти, не дай уйти невредимым!
Но я также очень хорошо знал, что всё это сейчас бесполезно. Нельзя было кидаться на Лику с топором, вообще нельзя было её трогать. Изгоняющие не тратят силы на домовых. А если вдруг стали то не просто так.
Меня Лика не замечала, не видела и топора в моей опустившейся руке. Похоже, она вообще ничего не видела вокруг себя ничего, кроме лишь пылающего круга, где среди бушующего, подобно морским волнам, пламени с воплями тонули, сгорали, расточались и распадались невесомым прахом ненавистные ей демоны.
Изгоняющая не имеет права на сомнение. И сейчас для неё безобидные домовик, банник, амбарный, гуменник, овинник и прочие самые настоящие «бесы», явившиеся сюда на погибель человеческому роду.
И всё-таки я замахнулся. Однако, замахнувшись, я тотчас и опустил руку. Ничего сейчас не значили ни мой топор, ни вся иная моя сила. Он, Белый Христос, охранял своего верного воина лучше любых оберегов. Ударь Лику сейчас пудовым боевым молотом железо разлетится роем осколков, сломается окованная рукоять.
За моей спиной послышалось шевеление очухавшись, там поднимался Ярослав, сплевывая кровь. Упрям парень и упорен и боль терпеть умеет. Даже не удивлён, что оказался на земле, сбитый с ног замшелого вида мужиком. Не удивлён не ошарашен, словом, всё идёт, как ему и следовало идти.
Ярослав, Ярослав Проклятое имя!
Похоже, сейчас он вцепится мне в горло. Маски сброшены. Но мальчишку этого я не боюсь. Спутница его совсем другое дело.
Стихали крики в амбаре, стихали и подле баньки. А я стоял, бессильно уронив руки, и ничего не мог сделать. Даже начни я сейчас рвать Ярослава на куски Изгоняющую это бы не остановило. Её вообще ничего бы не остановило. Вернее, только одно.
Нет, нельзя, невозможно, немыслимо. Я запретил себе вспоминать о нём даже в мыслях! Безумная девчонка сейчас прикончит последнего обитателя Васюшкиной избы и тогда должна остановиться. Никакая Изгоняющая не способна держать наговор такой силы хоть сколько-нибудь долго. Она обязана остановиться хотя бы для того, чтобы перейти к другому дому.
И вот тогда мы с ней поговорим по-иному.
Ярослав тем временем поднялся, нетвёрдо шагнул ко мне, решительно как ему, наверное, казалось взял меня за плечо.
Я кому сказал нельзя сюда? С ума сошёл, дед?! Твоё счастье, я стариков через дорогу перевожу, а руки на них не поднимаю. Даже на таких дурных.
Он ещё пытался удержать в узде свою ярость, но глаза уже успели сделаться совершенно бешеными. Да, братец, слабоват ты, гнев да ярость не про Христовых воинов
Лику по-прежнему окутывал тугой, непробиваемый кокон силы, и я вновь повернулся к мальчишке.
Старый, говоришь? Я прищурился. Может, и старый, да только не слабый. Попробуй, сшиби меня с ног.
Он дёрнулся, выбросил кулак, метя мне в подбородок. Этот удар отправил бы меня наземь со сломанной челюстью; я выставил ладонь, ловя его руку.
Приём, которым хорошо ставить на место пижонов.
Пальцы мои сжимаются, хрустят кости, и парень сам опрокидывается, завывая от боли. Правую руку он ещё долго поднять не сможет.