Владимир Пироцкий - Стихийное стр 10.

«Бессознательному,

чтобы обнаружить себя,

требуется время.»

Всё было чинно, благородно
у каждого аккаунт, это модно.
Сидели и скучали, как обычно,
Фейсбук подсказывал тактично,
кому что делать, чтоб наверняка
убить остаток дня.

Мутнела времени река,
au revoir, пока-пока

О, время  ты начало всех начал,
соседский пёс кость грыз,
приветливо ворчал,

безносый Сфинкс
загадочно-пронзительно молчал,
как будто, у кого-то, что-то вопрошал,

а кто ногой качал?
Никто  он оплошал.

Котяра и семейство сытое урчало,
фосфоресцирующий глюк TV10 
жевал мочало
Не понял ничего?
Начни с начала.

А бессознательное скромно выжидало время,

как кот,
стремительно
потертое блестело темя.

Йог замер, как момент движенья,
вполне свободный в полном напряженьи.

Оранжевый монах смеялся от души,
оранжевые  море, кот запели «Ландыши».

Лакан алкал канкан.

Им. Кант чуть не заплакал,
Сократ попал в капкан 
друг оказался хуже вурдалака.

«Ку-ка-ре-ку, ку-ку! Петрушку на кол!» 
Вскричал, спросонья Петька-забияка.

А Зигмунд Фрейд, зафрендил бы кого,
на час, но Фридрих Ницше
его забанил, загодя, хоть рейтинг  низ же.

Где рыцарь?
О-о! Теперь он любит нал,
на Санчо Панса  пенса11,
раньше уповал, а вымпел выцвел.

Никто не ожидал 
Годо поставил сиквел
и шишел-мышел-вышел.

А алкаш, бутылку тряс,
допьет, еще допишет.

Тьфу, блин, уже который раз!
Причём здесь этот Ницше?!

Фото Граф впился в деву 
профиль и анфас, хотя сам еле дышит.

Франсиско Гойя брёл в Аранхуэс,
чтобы не спать.

Бил ни за что че-чёт-ку, мелкий бес:
«ку-ку»  ни дать, ни взять.
Затем в пруду исчез.

Искрил копытом гордый Буцефал12,
Кармен цыганочку плясала,
бык бедный бледный13 бушевал,
поэту было мало14.

Ас тролль логиня  воро жила.
АлисА15, кур с Торо16 жила.
Из последних сил, пил баянист 
гармонию стерёг.
Истошно голосил:
«Я вернусь на родимый порог17!»

Юнг тенью сник; сам Шопинг ауэр,
в долгах и дрязгах с девами, погряз,
а принца ночью  прямо в Тауэр.
На цепь смутьяна! Точно, в самый раз.

Но зря кукушка суетилась,
выпь возопи́ла,
запила́, зали́пла,
запали́лась.

Сова запи́ла, заплела́, зала́пала  училась
у старой глупости. Заплатами слова,
на смыслы клеить не стыдилась,
но во сне, опять заснула,
снова пробудилась,
орехи щёлкая, к судьбе приноровилась,

А чудо чу́дное за плинтус закатилось.
До жути жуткой дожило, дожи́лось,
в жестокой чуткости сочувствия спустилось
до дна добра и чуть было во зле не очутилось.

Жуть утонула Сгинула, воскресла, ободрилась,
с испугу замерла, и и и искренно взмолилась!
Зло на миг, играя злым умом, остановилось.

А Мыслящий Тростник,
себе приснясь,
тщету всего постиг.

Палач устал на миг
и в фуэте завяз.
Сова уснула.

Рыдала кукла: «Не для вас!»,
сводило скулы.
Она окоченела на ветру
и торопилась,
закончить песенку к утру,
но утомилась,
когда завод закончился
и маска растворилась.

Ее оставили одну, на дне паренья и рождения.
Пока искала глубину для вдохновения,
стекла желтком «по-черному»,
квадратному?
Формату.
Извечному, от балагана до театра.

Картонный тигр рычал пчелой вокруг граната18,
Сартр выбрал liberté19 под дулом автомата,
сама собой звучала аппассионата,
слеза вождя с ухмылкой, хуже компромата,
прожгла гранит. Отравой отворила крови врата.
Багровая заря манила,
шел безумный брат на брата.
И слёз река впиталась болью в память свято.

Пустыня примирила всех. Сошла волна набата.
Балерина устало закрутилась в лапах акробата.
«Проходит всё». И прошлое.
Осталась память смята.
Песчинками мгновенья бьют по циферблату

Кукушка сну чудному предалась 
предчувствию прозрения,
ИС Бах, воскресший, всех спасал
от жалкого забвения.

Каприз-но, соч-но, но но но 
без вожделения!
Кукушка гаммы пела и канцоны 
Тени стратфордского гения20.

«Это май-баловник,
это май-чародей.
Веет свежим своим опахалом21.»
Нет! Погодите, я не ожидала!
«Матчиш22 прелестный танец,
его я танцевала»,
забыв тоску и глянец
«с одним нахалом».
«Под одеялом».

Георгий Иванович23, сбилась настройка,
это шутки от Карлоса К.
Жёстко-железная койка.
Будите скорей, готова ковбойка.
Проснулись? Обулись.
На новую стройку!

Мал ящичек Пандоры, да удал.
Но лихо не буди. Да, все уснули.
Высокий градус чувств, как колосс, спал.

Слова к виску, всегда вернее пули.

Холодный пот, тоска,
свеча во тьме Поможет 
кукушка глупенькая, годы подытожит.
Перемножит.

Минотавр  Единорога не стреножит.
Ариадна, Тезею нить свою предложит,
победу сил добра донельзя приумножит,
но Оноре Бальзак, шагреневую кожу
алчной тяжкой страстью пережжёт, скукожит.

Вильям Шекспир нашел страстям и безднам имя,
хоть говорил: «Не знаю я, как шествуют богини24»

Лучом скользнула
иль часами-пикассами по бедру,
наивная, в Дали зависла, в направлении к ядру.

Марс прохрипел: «Я стёкла на пенсне,
прицел и смысл протру».
Она, смеясь беспечно, позабыла мантру 
Монмартру́.

И сладким дымом растворилась поутру,
легко и без опаски,
наивным голышом нырнула в пруд,
сгустились краски.

А сон хорош, ты как всегда, свободна,
вдохни и запахни тугую грудь,
природной грации созвучна, сумасбродна;
я всё перерисую. Как? Когда-нибудь

От тех, кто не умеет молча говорить, беги,
слова-горошины, по пяткам в рас-сып-ну-ю
Ахилл рискует.

«Будь или не будь», опасности не чуя.
Себя расслышать  не нужны слова.
«Ку-ку»,  морзянки пульс стучит едва.

Арбитр дает нам дополнительное время,
страдать, отдаться, петь на разных языках,
во сне и в унисон. Любовью побеждая страх.

Всё просто  скакуну излишне стремя:
лишь ветер и солнце25,
и слезы росы́
на небесных цветах.

Еще все бездны бесконечностей
в бессчётных зеркалах,
друг в друга жадно насмотреться не успели.
Принц26 с Дантом по кругам развеет душу,
веру верто27 в прах,
чтобы достичь чужой ветхо за вет ной цели.

Не зря высокий и нетленный бард предупреждал.
Дух наш, сопровождая, пробуждал, освобождал.
Он сердцу каждому, внимая, сострадал.
С пером наперевес гусиным, умирал и воскресал.
Он мудрость неподкупную на волю отпускал.
И, гения магический кристалл,
нам бури и несчастья предсказал.

Он знал,  когда натянута Улисса духа тетива,
пусть мысли плоть и чувства то жива,
то, как мертва,
рискни попасть_ся в цель, легко,
на грани шутовства.
Без смысла и контекста28, всё 
«Слова, слова, слова29»

Улисс в кругу друзей 
Гомера, Джойса, Бродского И., Кафки
медлит,
размышляя

Не рассказал, о чем шептали, пели
сладкоголосые Сирены,
обольщая и пленяя,
бессильные распутать,
морских узлов хитросплетенья,
растопить
защитный воск ушей и перепонок,
ломая голос свой 
он звонок, слишком тонок,

от напряженья жгли, роняя слёзы,
перья, меж Сциллой и Харибдой,
застряли, с Троя мост, себе не веря,
безнадежно,
и сами гибли, с горькою обидой,
не слыша и не видя,
как истекает время, метку перейдя
и лишь пронзительные капельки дождя,
кукушке вторя, пробивали влёт

преграды паутины, зависти оплот,
запечатлели ветер, запечатали сполна,
все голоса тысячелетий сна,
слов, мыслей, фраз, мечтаний
мертвая стена
покрылась мхом.

Стена.
Огня и шторма,
ветра,
сна.

Загадка отвлечет от пустоты30,
Сфинкс ждал. Сахара не конфета,
Его никто не спрашивал о чем его́ мечты.
Молчанье,  нет точней ответа.

Во сне, волнуясь, плача и любя,
не смею крыльев тонких развернуть.
Я знаю, здесь, мне не узнать тебя,
любуюсь дико и боюсь вспугнуть.

В сетях у времени, во власти мрачных дум,
я открываю мир, молчанье возлюбя,
спокоен, бессознательно угрюм,
в тебе, на миг, я узнаю себя.

У времени в гостях, дышу я неумело,
готов себя терять, молчать под стук дождя,
а бессознательное  Beaujolais nouveau, поспело
невольно образ твой, как время, бередя31.