Карета фельдмаршала.
Пьетро и Кульковский одели мундиры солдат Ингерманландского драгунского полка и сколотили вокруг себя группу солдат, с которыми познакомились, вместе выпивая в трактире. Кульковский рассказал им о всех пакостях Миниха. Вспомнил слова о том, что «народу в России что песку», и что «солдата русского ему не жаль». Служивые под воздействием винных паров решили показать этому немцу где зимуют раки.
А чего нам бояться? орали солдаты. Мы не гвардейцы и нам терять нечего!
Житьишко наше хуже собачьего! Жрать мало дают!
Жалование уже сколь месяцев не плачено!
Выпить и то не на что! Вод добрые люди угостили!
Пойдем скажем ему!
Идем!
И солдаты отправились, горланя песни, к дому фон Левенвольде на Мойке
***
Миних отправился во дворец в собственной карете без сопровождения. Фельдмаршал всегда так делал. Он считал ниже своего достоинства бояться русских и вообще кого бы то ни было. С ним был только кучер и адъютант полковник Манштейн.
Когда его карета катила по Мойке мимо дома Рейнгольда фон Левенвольде, какой-то солдат бросился к лошадям. Второй запрыгнул на ступеньку его кареты. Он ударил пистолем в стекло и разбил его. Осколки посыпались на колени фельдмаршала.
Кучер хотел хлестнуть солдата кнутом, но еще двое солдат страшили его с козел.
Нам надо твоему барину пару слова сказать!
Так что посиди тихо, дядя!
Эй, толстомордый! Выходи из кареты!
Полковник Манштейн прошептал:
Господин фельдмаршал! Это бунт!
Я к ним выйду и разберусь что это такое! решительно заявил фельдмаршал.
Давайте это сделаю я.
Нет, Манштейн. Вы же слышали, они желают видеть меня.
Надо было взять эскорт, полуэскадрон драгун.
Миних открыл двери кареты.
Что такое? закричал он, высунувшись наружу. Кто такие? Я вижу мундиры Ингерманладского драгунского полка?
Ты скоро и не такие мундиры увидишь, проговорил Кульковский. Али, думаешь, забыли мы про пакости тобой сотворенные? Сколь душ солдатских пало по твоей вине. Не забыл?
Ты желаешь в чем-то меня обвинить, солдат? спокойно спросил фельдмаршал.
Скоро когда царица наша на трон сядет тебе худо будет! закричал кто-то рядом.
Стали собираться вокруг прохожие. И шептались: «Смотри! Сам Миних». «Карету фельдмаршала остановили». «Да ну! быть того не может». «Вот те и ну! Миних! И солдаты его не побоялись. Видать, совсем плоха императрица».
Ты про кого говоришь? вскричал Миних и схватил крикуна за ворот кафтана.
Али пугать меня станешь? нагло ответил солдат. Да меня не испугаешь. Мне 60 лет и я с государем Петром Лексеичем в походах дрался. А говорил я о Лисавет Петровне.
Да здравствует Елизавета! заорали другие.
Кто-то выпрыгнул из толпы. Это была пара фискалов в серых плащах. Один заорал:
Слово и дело!
Старого солдата схватили и скрутили ему руки.
А ну пусти, сволочи! закричал тот. Братцы! Не выдай!
Не дергайся дядя! Слово и дело!
Пьетро Мира был рядом и схватил одного фискала за плечо. Он повернул его и ударил его кулаком в зубы. Фискал кубарем покатился по мостовой под веселое улюлюканье толпы.
Затем Мира отбросил и второго фискала, и старый солдат быстро скрылся в толпе. После того Пьтеро и Кульковский также скрылись. Они свое дело сделали.
***
Уже через час они сидели в трактире для кучеров и извозчиков, и пили водку. Кульковский распустил язык и рассказал итальянцу о своих горестях.
От батюшки с матушкой окромя долгов ничего не осталось. И подался я в Москву и там поступил офицером в полк. Службы была врагу не пожелать. Как раз государь Петр II правил. И денег на армию да на жалование ему не хватало. Хорошо тем было офицерам, кто из имений деньги получал. А таким как я хоть ложись и помирай.
Но ты дворянин.
И что с того? усмехнулся Кульковский. Денег то от того больше не стало в кармане моем.
И ты пошел к герцогу Бирону?
Это уже после того как Анна императрицей стала. А при Петре II я ходил к тогдашнему обер-камергеру князю Ивану Долгорукому. Хотел на нуждишки свои пожаловаться да помощи просить.
И что? спросил Пьетро.
Велел меня Ванька Долгорукий палками холопам своим гнать со двора. Вот те и русский. А еще говорят, что немцы надоели. Как я тогда бедствовал, Пьетро. Зимой мерз аки пес. На сапогах подметки совсем отвалились, а на новые денег не было. Мундиришко латаный перелатаный. А как Анна на трон взошла, отправился я к графу Бирену. Сил терпеть более не имел. И граф, наш Бирон, тогда графом был, дал мне службу при дворе. Стал я шутом придворной кувыр коллегии. И зажил по настоящему, Пьетро. Как барин зажил. На Москве у меня дом. Там мои сестрицы нынче живут. В Петербурге дом. И карета своя и лошади. Правда, денег на черный день я не скопил.