Зачем вы так, Рейнгольд? Разве я отказал? Я также думаю, что его светлость Бирон достоин быть регентом. Но писать я не могу. Руки не повинуются мне. У меня свело пальцы. Простите старика.
Остерман! Стыдитесь! Вы притворяетесь больным как всегда. Хотите переждать? Не желаете вмешиваться и думаете присоединиться к победителю? Но на сей раз не пройдет! Вы или с нами, или против нас! Решайте!
Я с вами, проговорил вице-канцлер и приказал принести перо и бумагу.
***
Либман прибыл к герцогу первым. Он сразу стал действовать и вызвал нового кабинет-министра, назначенного вместо казненного Волынского, Алексея Бестужева-Рюмина.
Тот явился тотчас и был готов сделать все. Бирона он боялся и многим был ему обязан.
Сейчас все решится! горячился Либман. Именно сейчас. Опоздаем потеряем все! Левенвольде сейчас у Остермана. Этот старый пройдоха снова «заболел». Но Рейнгольд вырвет у него бумагу. Я сказал ему, что делать надобно.
Какую бумагу? спросил растерянный герцог.
Просьбу о назначении тебя регентом при малолетнем императоре! Императрица слаба и сейчас её могут уломать назначить кого-то другого! Помни про сие, Эрнест!
Миниха? спросил Бестужев-Рюмин.
Нет, покачал головой Либман. У этого пока шансов нет. Он если бы мог переворот совершил бы. А в интригах он жидковат и прямолинеен. Да и сторонников у него не много. Брауншвейгское семейство нам опасно. Анна Леопольдовна и её муж принц Антон.
Думаете, что регентшей станет Анна Леопольдовна? спросил Бестужев-Рюмин.
Мы того не допустим, если не будем болтать, а будем действовать. Вы, Алексей, сейчас же отправитесь добывать подписи на прошении.
Либман вытащил из кармана своего кафтана лист бумаги. Это было прошение от чиновников и генералитета империи о том, что они единодушно желают герцога Бирона видеть регентом. Его Либман составил заблаговременно.
И помните, что ежели некто императрице такую же бумагу первым подсунет, то дело неизвестно как может обернуться.
Но как мне уговорить подписи под сей бумагой ставить? спросил Бестужев-Рюмин. Я сам её подпишу и кабинет-министра князя Черкасского заставлю сие сделать. Но остальные?
Ты их по одному уводи в уголок и бумагу подавай, посоветовал Либман. Вместе они могут и заартачиться, но по одному побояться. А когда подписей станет много, никто не воспротивиться. Действуйте, Алексей.
***
Когда Бестужев-Рюмин вышел Либман похлопал Бирона по плечу и сказал:
Ты или станешь регентом, или тебе стоит бежать в Митаву, пока Анна еще жива. Потом тебе этого сделать уже не дадут, Эрнест.
Я пойду к Анне. Я попрошу
Спешить не стоит, Эрнест. Пусть там спокойно соберутся медики. Пусть решают. А нам стоит дождаться Левенвольде. И больше того. Когда Бестужев соберет подписи, и, присоединив к той петиции письмо Остермана, я пойду к императрице. И стану просить её назначить тебя регентом! Но сам ты её просить ни о чем не должен!
Ты уверен, Лейба? Или ты не веришь в силу моего влияния?
За тебя станет просить иной человек.
Ты?
Я само собой. Еще кое-кто.
Бестужев-Рюмин? настаивал Бирон.
И этот само собой. Я сейчас не о нем. За тебя станет просить фельдмаршал.
Миних? Бирон был удивлен. Этого не будет, Лейба.
Будет, Эрнест. Об этом побеспокоюсь я
***
Обер-гофкомиссар Либман разыскал во дворце Пьетро Миру и Кульковского. Он отозвал шутов в сторону:
Для вас двоих есть работа.
Работа опасная? спросил Кульковский. И вы, наконец, принимаете мои услуги?
Принимаю. Сейчас только вы и Пьетро сможете помочь герцогу Бирону. Ты, Пьетро, поможешь Эрнесту бесплатно. Ты же его друг.
Само собой, ответил Пьетро. А что нужно делать?
А ты, Кульковский, если сделаешь, что я скажу, получишь 30 тысяч золотом.
Я готов, ответил тот.
Тогда слушайте
Либман рассказал шутам придворной кувыр коллегии, что им надлежит переодеться в поношенные солдатские мундиры, надвинуть на глаза треуголки и остановить карету фельдмаршала Миниха.
Миних должен испугаться и тогда он сам придет к герцогу Бирону просить его принять регентство и сам станет просить о том императрицу.
***
Год 1740, октябрь, 7 дня. Санкт-Петербург.
Карета фельдмаршала.
Пьетро и Кульковский одели мундиры солдат Ингерманландского драгунского полка и сколотили вокруг себя группу солдат, с которыми познакомились, вместе выпивая в трактире. Кульковский рассказал им о всех пакостях Миниха. Вспомнил слова о том, что «народу в России что песку», и что «солдата русского ему не жаль». Служивые под воздействием винных паров решили показать этому немцу где зимуют раки.