Лотта ушла джинсы и летний свитер, легкие закрытые туфельки. Марек как-то сказал ей, что не терпит вида женских босых пальцев, вылезающих из сандалий, покрытых уличной пылью, растопыренных, приподымающихся, как змеиные головы, при ходьбе и с тех пор Лотта носила только закрытую обувь.
Марек налил себе еще кофе и придвинул поближе стопку бумаги, японский словарь и подстрочник.
«Какая красивая луна, прочел он. Спросил выпивку в корчме, а служанки только хихикают, и ни слова в ответ»
Наверно, не хотят больше наливать в долг, сказал он вслух. А если бы вы, Котомити-сан, не бросили коммерцию и не удалились бы в скромную хижину на окраине города изучать дзен Впрочем, как же мне вас трактовать?
Как прекрасна луна!
Спросил выпить в корчме,
А служанки
Все хихикают, глядя,
И ни слова не говорят.
М-да. Дерьмовый вид, хуже подстрочника. Попробуем так:
Месяц больно хорош!
Спросил, не найдется ли выпить,
А служанки в корчме
Только смеются в ответ.
Теперь пропала пятая строчка. И не смеются они над стариком стариком ли? Впрочем, да, по меркам девятнадцатого века он уже старик а хихикают от смущения, неудобства, вино ведь не их, хозяин запретил давать, наверно Но первые строчки вышли. Вышли. Теперь две последних:
А служанки в корчме
Все хихикают без причины
И ни слова не отвечают
Хотя в прошлый приход в галерею Лотта скинула цену своих картин вдвое а ниже нельзя, холст и краски тоже чего-то стоят, ни один пейзаж не был продан. Римма, толстая, неопрятная, курящая сугубую гадость, совсем не похожая на галерейщицу, держалась сочувственно и напоила кофе. Размахивая папиросой, она гудела:
Берут «кабинетный реализм», девочка. Сама посуди, куда твои картины вешать? В кафешку разве да нет у них денег, они репродукции Кандинского и Шагала вешают. Смотри, девочка, что берут: брандмауэр, залитый солнцем, резкие тени, одно-единственное окно, слепое, блестящее, но за ним кто-то есть, он смотрит оттуда, как сквозь бельма слепого смотрит человечья душа, затерянная в вечном мраке Знаешь, сколько за нее дали? Я говорить не буду, ты умрешь или бритвой по картине полоснешь. А у тебя лужок, пастораль Девочка, ты счастлива. Я, когда счастливой была, что, не похоже? тоже не могла работать. Да это у всех так. Закати Мареку скандал, убеги из дому, переспи с ресторанным кобелем, почувствуй себя сукой напишешь то, что купят. Или не торопись, подожди, пока само все произойдет
Марек откинулся на спинку кресла и достал из кармана спичечный коробок, в котором лежал подготовленный еще прошлым вечером косяк. Повертел в руках, прикурил, задумался: «А может, поэту не наливают не потому, что у него нет денег? И деньги есть, но вот полная луна приливы девушки в корчме взволнованны не до работы им. Тогда это стихи о любви Дзен. «Вечное в текущем». Да Все не так просто. Но тогда не месяц. Полнолуние. Не ущербный месяц полная луна. Первая строчка должна звучать так: «Как прекрасна луна!» Правда, Окума Котомити всегда избегал превосходных эпитетов «Как хороша луна!» М-да Никакой связи со второй строчкой Видимо, оставим месяц и оставим Котомити-сан нищим алкоголиком Что там дальше?»
В кафе «У Симона» Лотте хватило денег лишь на горшочек простокваши и чашку кофе со сливками. По правде, можно было бы взять еще и круассан, но тогда бифштекс для Марека оказывался под вопросом, а еще хотелось купить баночку артишоков для себя. Лотта очень любила их, мамочка всегда подозревала беременность и гнала к гинекологу Смешно. От кого ей было беременеть? Умненькие худышки в очках не котируются в выпускных классах школы. Особенно если эта школа находится в Кожевенном переулке
Привет, кто-то подошел к ней сзади (Лотта сидела за стойкой, оббитой железом) и полуобнял за плечи.
Было обеденное время, и посетители кафе, сидя, касались локтями друг друга. Справа от Лотты юноши в однотипных фланелевых костюмах и белых рубашках листали какие-то бумаги, обильно поливая их кофе; нищенка Марго в своей неизменной шляпке дергала из вазочки бесплатный арахис; толстяк Бюрэ, полицейский, накачивался пивом; слева незнакомая дама, высокая и элегантная, с гладко зачесанными и забранными в пучок волосами, смотрясь в зеркальце, подкрашивала губы.
Лотта обернулась. За ее спиной стоял Чарми, юный индиец, поэт, пишущий по-английски, которого она уже переводила.