Но, если бы мне было позволено обратиться к нашей славной молодежи (вполне, впрочем, определившейся в своем обывательстве) с частной беседой, я сказал бы им: "Зачем вы так стремитесь за границу? Вот, посмотрите на меня, академика Остапа. Вы все знаете меня. Я ваш известный академик. Я вот недавно был за границей, и там, знаете, куда ни посмотришь, всюду настоящий обман. Даже если поначалу все выглядит хорошо, так это тоже обман. Точно вам говорю, ничего нет хорошего за границей".
- Осик, ты расскажи еще насчет вещевого рынка, слышишь?! - вмешалась в разговор жена академика Остапа. - И насчет машин расскажи.
- Да подожди же, Софочка, - останавливал жену академик Остап, - позволь же мне рассказать уважаемому Луке о моих заграничных впечатлениях.
- А вы знаете, я тоже была с ним за границей, - успела еще вставить женщина прежде, чем академик продолжал свой рассказ.
- Однажды я хотел посмотреть Эйфелеву башню. Потому что все вокруг говорили: "Эйфелева башня! Эйфелева башня! Как же не посмотреть Эйфелеву башню?!" Иду я по улице и вдруг вижу: Эйфелева башня. Я иду прямо на нее. Иду, иду. Все ближе и ближе. И вдруг, когда я подошел совсем близко, оказалось, что это не Эйфелева башня, а всего лишь костыль инвалида, прислоненный к стенке. Инвалид зашел там в кафе выпить пива, а костыль оставил на улице, прислоненным к стенке. Потому что, когда пьешь пиво, никаких костылей не нужно. А когда выходишь, так нужны обязательно.
- Да, а если там, допустим, по улице едет машина, - быстро говорила жена академика Остапа, кажется, опасавшаяся, что ее снова остановят, - так у всякой машины там окна зеленые. А если по стеклу хоть даже молотком колотишь, так оно совсем даже не бьется. Ну так, разве где трещина появится.
- Да подожди же, Софочка, - недовольно говорил академик, - я ведь еще не кончил рассказывать.
- А еще, если там на рынок приходишь, - тараторила женщина, привставши даже со своего ящика, - и, если, допустим, тебе понравилась серебряная сахарница или лопатка для торта, да еще вся с цветочками, ты просишь завернуть, тебе заворачивают, ты идешь домой, а приходишь, разворачиваешь, а там вместо сахарницы или лопатки для торта - старая рукоятка от утюга. Они там все просто настоящие цыгане в этом отношении.
- Да, - нехотя соглашался академик Остап, - и это тоже. А еще, бывает иногда, мальчишки спрячут костыль куда-нибудь, и это у них там считается, что Эйфелеву башню украли.
Объявили, что сварился кофе, и, пока академик Валентин хитро кося своим черным глазом на Луку и Деканову секретаршу, твердой рукой разливал густой напиток по стаканам, академик Остап продолжал свой рассказ.
- Я тогда огляделся по сторонам, - говорил академик, - посмотрел направо, посмотрел налево. И снова вижу: Эйфелева башня. Я пошел к Эйфелевой башне. Но, когда подошел совсем близко, то это оказался шнековый маслобойный пресс. "Что ж такое, - думаю, - как же мне найти Эйфелеву башню?" Черт его знает, иногда там как будто что-то случается с перспективой. Потом спросил у прохожего, и оказалось, что Эйфелеву башню возят сейчас на специальном поезде по всей Европе, по разным странам. Потому что все европейцы хотят видеть Эйфелеву башню, вот и приходится возить. Привезут, покажут и дальше повезут. А потом за это деньги собирают. И это за границей каждый мальчишка знает. У них там все - выставка. Там главное даже не иметь, а выставлять, что имеешь. Может быть, Эйфелеву башню когда-нибудь и к нам привезут, чтоб и мы могли посмотреть, хотя кто это может сказать точно?.. Но только вы не думайте, пожалуйста, что я туда развлекаться ездил. О, я за границей все время о науке думал. Да если бы мы захотели, то могли бы и у себя организовать ничуть не хуже Мекку. У них там, знаете, отовсюду, из каждой трубы дым идет. А художники за этот дым большие деньги платят. О, художники-то там все славны своим отщепенчеством. А крестьяне там никогда не болеют, насколько это я точно знаю...