Несколько раз они неосторожно вступали в лужи разлитого кем-то густого мазута, перелезали через толстые трубы, из которых в одном месте со свистом вырывалась струя перегретого пара, сзади бежали за ними и лаяли какие-то беспризорные собаки, и все норовили ухватить обоих за икры, приходилось даже отбиваться от собак; Лука, никогда хорошо не видевший в темноте, разбил себе в кровь ногу о стоявший у них на пути заржавевший масляный насос, и тогда Деканова секретарша взяла Луку за рукав и направляла его, чтобы он еще раз обо что-нибудь не ушибся.
Но, должно быть, у них обоих было что-то не в порядке со зрением (а глаза служат специально для самообмана человеку), потому что когда они вышли на свет и увидели прямо перед собой огромный ковшовый элеватор с поврежденным механизмом (они еще недоумевали, зачем это держать элеватор в подвале, когда его можно поставить на дворе, где и света больше и легче устранить неисправность), то оказалось, что это вовсе не элеватор, а сидящие на ящиках академики Остап и Валентин с женами, которые варили на спиртовке в большой конической колбе ароматный черный кофе.
Академики Остап и Валентин, вставши по стойке "смирно", приветствовали Луку, академик Валентин хотел было даже отдать честь, но вовремя удержался, из-за того что у него голова была непокрытая. Жены академиков подскочили поцеловать руку Луки, но молодой человек догадался, что это они делают из кокетства, а не из почтительности.
Лука приготовил для академиков несколько приветственных фраз, две из которых он взял из газет, а остальные придумал сам, но оказалось, что ничего этого не нужно.
Академики усадили молодых людей тоже на ящики (из-под патронов) и долго хлопотали вокруг них, чтобы сделать им поудобнее, а академик Валентин, когда жена его отвернулась на минуту, попробовал даже усадить к себе Деканову секретаршу на колени, но девушка не позволила академику надолго такую вольность. Лука осмотрелся по сторонам.
В помещении всего только света - было пламя от спиртовки, вокруг которой, подобно язычникам, сидела на ящиках вся представительная компания, и еще маленькое высокое окошко, сквозь которое виднелся, кажется, двор Академии.
- Если здесь придется часто бывать, - думал Лука, - то хорошо бы сказать, чтобы провели сюда электричество, и тогда, может быть, не придется больше разбивать ноги в темноте, хотя можно, конечно, просто идти осторожней, потом-то я лучше буду знать дорогу, в тягостной обогащенности последующим опытом, и, может быть, всему виною моя поспешность...
- Прежде здесь было электричество, - деликатно разъяснил академик Остап, как будто угадавши мысли молодого человека, - но потом, когда сгорело, его не стали снова делать. Потому что боялись пожара. Потому что, не дай Бог, еще сгорит дотла наша Академия, которой мы еще надеемся послужить верой. А это возможно, если пожар случится в подвале. Огонь-то распространяется лучше снизу вверх, об этом и во всех наших учебниках говорится. Да, а в электричестве следует больше всего опасаться замыкания.
И Лука кивком головы подтверждал справедливость последнего замечания академика.
- Ах, мы так счастливы, - говорили жены академиков, - что нам наконец-то позволено познакомится с новым руководителем Академии. Вы такой корректный! Вы такой представительный! Вы такой ответственный и умный!..
Академики нетерпеливо и подозрительно внимали излияниям женщин и, кажется, несколько опасаясь, как бы их жены не наговорили каких-нибудь глупостей, спешили сами завести дружескую беседу.
- Кое-кто считает, - говорил Луке академик Остап, наклонившись к уху молодого человека и деликатно прикрывая рот ладонью, - что для руководства Академии самое главное - определить свое отношение к молодежи. Должен сразу же подчеркнуть, что я, со своей стороны, в корне не согласен с такой постановкой вопроса.