Я вывернул ризы земные,
Изнанку небесного рая.
Мы думаем мы иные,
А в будущем все сначала.
Мы счастливы в праздничной клети.
Подмены не понимая,
Царим на пустом повете,
Пространство загромождая.
Единственный житель мира,
И я, поменявший клетку,
Отверг своего кумира,
И яд подмешал в таблетку.
Замок растворило ядом,
И Мир меня встретил гимном,
И я теперь с Веком рядом,
И больше не жертва глины.
* * *
На грудь волны
Волна груди
Упругим камнем, пущенным
Пращою рук,
Ложится,
Легко утёс воды
Сминая.
И, стремнины позвоночника
Мятежным караваном,
Пух моря к телу вернулся,
Корень пера волны обнимая.
* * *
Эй, жеманная утица,
Видишь глаза охотника,
Пылкая заряница,
Хлопоты чревоугодника.
Поодаль стоит поводырь огня,
Железным посохом путь указывает:
Иди,
Я заключил тебя в стальные меха,
Золотая тень черного солнца
Когда черная курица
Снесет два золотые яйца,
Будет пища;
Вымя черной коровы
Даст красного молока.
Ручная кобра лежит в пещере кожи,
Отдыхает.
Ни звука.
Вкусно пахнет смерть.
Красного коралла твердь
Принимает жертву.
Сегодня праздник смерти.
Чум смерти
Приглашает богов войти,
Отпраздновать рождение:
Сделайте из желудков
Кошельки моих денег,
Станет каждый молоденек.
* * *
Как золотая нить,
Натянут горизонт;
Стремится отделить
Мир этот и мир тот.
И никогда живым
Ту нить не перейти,
Как вороватый дым
Спешит она уйти.
И только в этот час
Жизнь эта и жизнь та,
Встречаются на час,
И шепчут до утра.
* * *
Отверженный в жизни,
отважный во сне,
пою, как на тризне,
о чем-то во мне.
О чем-то безгласном
собачьей душой,
и глазом участным,
и скверной игрой.
В холодное время
хотелось согреть,
а выпало бремя
осокой созреть.
И сорная почва,
где мыслящий зверь
освоился прочно,
и дом мой теперь
затворен, и пепел
наполнил сады,