Моток гоготом.
* * *
Не выбирают роли орлиной
От невинных пыток устав
Только один на земле унылой.
Жизнь мертва, если каждый прав.
Жадно вскрывали жемчужину вилкой,
Чудо давали голодным глазам.
Каждое тело стрелою липкой
Хочет притронуться к образам.
* * *
По велению синих морей
Красной пустыни сердца,
Небо искало плечей,
Где ему опереться.
И когда пустыня, как мать,
Отдала молоко этих синих желез,
Приходил отравленный чудом тать,
Грубо мял остывающую кровь солнца.
* * *
Скоро утро.
Повиснет плакат
На окне:
Это мир Господень!
Ощущаю вишней в вине
Я моё молодое тело.
Будто я на чужом языке.
И не понял никто:
О чём.
Ухожу от тебя налегке,
Ощущаемый палачом.
Не страна, а весёлый бубен;
Не весна, а зелёный дождь;
Не глаза, а случайный гость;
Мир ему как голодным кость,
На пиру мы, а значит будем!
А когда по утрам с проклятьем
Грею чай, и клубничный джем
С булкой я безотчётно ем,
И за нудным таким занятьем
Каждым утром я обречён
Своё дряблое видеть тело,
Кто-то бегает на закате,
Затевая игру с дождём,
Или юркий на перекате
Среди камней найдёт проём.
Но и теперь в печальной паутине,
В причудливых подтеках старых стен
Угадываю в горестной картине
Моих друзей чарующий рефрен.
* * *
В местах, где однозвучная, как осень,
Симфония дверных петель растёт,
Встают традиционные вопросы,
Их знаем мы, как сны, наперечёт.
Не светает никак, и бредит,
Среди прочего, все же хмель.
Все ненужное бил намедни,
Заметал и бросал в апрель.
И услышал в холодном ветре
Очарованную свирель.
Разве жалобно-грустное: "Где ты!?"
Разве брошенный скрип качель.
Ты помнишь как все это было?
Твой голос пропал в снегу.
Что мы на земле ты забыла
Твердила мне: "Я убегу!"
И словно застыло время
Лукаво на ноте "Да",
И именно в это время:
"А я убегу тог-да-а!.."
За окном тогда моросило.
И сейчас он опять грозит.
Ты тогда еще выносила
Мой помятый, растерянный вид.
Ну, а после. Когда к обеду
Стал ходить белозубый Ник,
Вяло брякнув: "Ещё заеду",-
Уходил, задрав половик.
И терпеливая, как осень,
Арахна саван свой прядет.
* * *
Вы теперь озабочены очень
И, быть может, не помните дня,
Когда встретились мы между прочим:
Вы, обычную бледность храня,
Были вежливы, радость о встрече
Выражали, как суетный мим;
Вспоминали какую-то вечность,
И зачем на ветру мы стоим
Что ж. Привязались Вы ко мне.
Я Вас тогда не обманула;
Вы уходили, а в окне
Я выключатель повернула.
Когда не находили слов
Излить Вы преданную душу,
Мне было скучно. Тех часов
Жалею, как матросы сушу.
Как живете? Храни Вас Бог
От лукавых друзей, oт скуки.
Если будете одинок,
Попадется перо под руки,
Так черкните хоть пару строк
Я Вас любил, как дети, для забавы.
Не представлял дальнейший путь.
Моей вины проста основа: сами
Вы понимаете в чем суть.
Но Вы души моей не знали,
Вы не поверили в меня.
Печально ли, но Вы не стали
Богиней грешного огня.
Поверя только в очевидность
Вращенья суеты мирской,
Вы не заметили надмирность
Милее Вам земной покой.
Быть может, навевает тягость
Вам старомодный разговор
Как далека от нас та радость,
Какой суровый приговор!
* * *
Я по вязкому илу бреду.
Я пытаюсь представить, как море
Покидало в усталом бреду,
Оставляя в холодном разоре
Утомлённый, и я здесь живу
Вот уже настаёт повечерье,
Чуткий страж запирает засов;
Я был слеп, а слепому не верят,
Потому что он просит даров.
Здесь, в кустах, я нашёл чьё-то сердце,
И я поднял опаловый цвет;
Я молился ему. Как скерцо
Прозвучал прощальный привет.
* * *
Покинув смятения место,
Я слышу далёкое эхо.
Что раньше казалось пресным,
Сегодня желанная веха.
Я вывернул ризы земные,