Так прошло немало тунов, и в целом это были спокойные, хорошие времена.
Кукурузы в избытке. Ею, как дровами, топили бани. Тыквы вырастали такими, что на них карабкались, будто на деревья. Сеяли и собирали хлопок всех цветов красный и жёлтый, фиолетовый и зелёный, синий и оранжевый.
Щедро плодоносили деревья какао, и денег на всех хватало, хотя народу в городе было так много, как камыша по берегам озера Петен-Ица.
А Творец и Создатель не требовал от людей ничего, кроме змей и бабочек, которых приносили ему в жертву.
И сладкоголосые птицы пели с утра до вечера.
Обширная, как озёрная гладь, простиралась мирная, тихая жизнь. Такое бывает в природе перед внезапной бурей.
Близнецы
Чанеке женился на девушке Бехуко, дочери хранителя рукописных свитков. Её имя означало Стелящиеся по земле побеги.
Бехуко напоминала нежный початок маиса. Мирная и кроткая, как вечернее солнце предпоследнего месяца Куму.
Единственной её подругой была Чантико богиня домашнего очага. Бехуко проводила с ней всё время, занимаясь шитьём или приготовлением изысканных блюд. Ей хотелось, так или иначе, угодить своему мужу.
Бехуко вот-вот должна была родить. Чанеке и подарок приготовил ожерелье ветра, длинную связку поющих раковин, украшенных серебром.
Но вот уже закончились восемнадцать виналей 4704 года, и наступил короткий девятнадцатый Майеб, состоящий из пяти несчастных кинов, в которые нельзя ничего делать, иначе навлечёшь беду на себя и своих близких.
Но с родами-то как быть? Не отложишь на следующий год!
Когда у Бехуко начались схватки, на землю среди дня упала тьма. Даже не такая, как в безлунную ночь, а какая бывает в комнате без окон, если гаснет огонь.
Затмилось солнце, будто умерло. И в этом мраке Бехуко незаметно, без стона и вскрика, ушла, скончалась, оставив близнецов.
Рассмотрев, наконец, своих детей, Чанеке удивился, какие же они смуглые.
Братьям даже не привязали дощечки красного дерева к головам не до того было.
Одного назвали Бошито, что означает Чёрненький, а другого Балам Хитрая Рысь, поскольку что-то такое горело в рыжих его глазах.
Воспитывала их маленькая, худенькая бабушка Сигуа. Она их баловала.
Утром они завтракали сладкой рисовой запеканкой-атоле с дольками манго, ананаса, папайи и питайи, а бабушка Сигуа рассказывала сказки. Например, о братьях-майя, победивших великана Некока-Яотля.
В ту пору, когда светило Третье солнце, жили два брата Ламат и Тепескуитли. начинала бабушка, стараясь придать своему звонкому голосу таинственно-волшебное звучание, У них была небольшая пальмовая чоса по-соседству с их дядькой-кормильцем Чичуаль.
И хотя с виду Ламат и Тепескуитли были типичными кроликами, а их дядька Чичуаль высоченным деревом, в те далёкие времена все, жившие на земле, составляли одно отважное племя майя. Просто ещё до рождения каждый выбирал, кем будет! Кто птицей, кто оленем, кто ягуаром, кто человеком, а некоторые предпочитали быть кроликами или деревьями.
Сам Чичуаль дерево-кормилец, питая на небе души детей, советовал каждой, в каком облике сойти на землю.
Бывало, конечно, что некоторые не прислушивались. Например, хромой великан Некок Яотль. Он появился на земле, чтобы сеять вражду и сомнения. Лицо его раскрашено чёрными и жёлтыми полосами, а глаз и вовсе нет. Он видел только в полной тьме. С помощью зеркала на затылке.
Злодей кромешной ночи! восклицала бабушка Сигуа, презирая от всей души. А на плече его сидел филин Теколотль вестник всего дурного.
Однажды в глухую полночь Некок-Яотль подобрался с каменным топором к дереву-кормильцу. Филин уже ухнул пару раз, предвещая скорую гибель Чичуаля.
Кролики услыхали этот зловещий крик. Тепескуитли быстро надел толстые кожаные доспехи шапку, наплечный панцирь и шесть поясов. Да ещё нацепил длинные острые когти на лапы. Так он приготовился к битве.
Однако Ламат сомневался:
Хоть мы в душе отважные майя, но всего лишь мелкие грызуны в этой жизни, качал он головой, Да будь мы ягуарами, и то бы не сладили с великаном Некоком
Вы справитесь, братья-майя! окликнуло их дерево Чичуаль. Ослепите его! Он не вынесет света!
Кролики поспешили на помощь. Тепескуитли сражался, как мог. Он не был умелым воином. Старался зацепить Некока когтями, а на его кожаный панцирь обрушивались страшные удары топора. И филин зловеще ухал в беззащитные уши.