Шель принял сан ахава. В городе Тайясаль все правители носили имя Канек. Так что Шель стал следующим по счёту. Может, двадцатым или двухсотым.
Это его не волновало. Он знал, что очень скоро выйдет из колеса времени.
А что может быть лучше, чем уйти в пору Обновления, когда расстаются со всем старым!
Завершая свой земной круг в пятьдесят два туна, Шель разглядывал золотое солнце с пятью изогнутыми лучами, серебряных голубя, сову и попугая, и незаметно заснул таким тихим детским сном, что пробудиться уже не было сил.
Правда, в далёкий свет ему не хотелось.
Он любил сельву и остался в ней, превратившись в алуши. И встретился с папой Гереро и Эцнабом.
Они живут в соседнем мире эти алуши, рядом с ближними богами.
Порой, как яркие светляки-люсьернаго, мерцают в ночной сельве среди развалин храмов и дворцов.
Вспоминают о прежней жизни? Грустят?
Впрочем, у них уже давным-давно иные храмы и дворцы деревья, горы, кусты, озёра и моря. И если там есть грусть, то, вероятно, совсем другая.
Изредка по ночам Шель в виде светлого призрака алуши являлся в город Тайясаль, где родился в этот мир и ушёл из него через пол-оборота колеса майя.
Второй виналь
Йо-йо
Чанеке уродился здоровяком, похожим на деда Гереро. Таким крепким и налитым, как спелый лимон.
Его купали в том же глиняном корыте, расписанном растениями и животными, что и маленького Шеля. И Чанеке очень веселился, бултыхаясь в тёплой воде. Он готов был сидеть в ней целый день нырял и пускал пузыри.
Он никогда не плакал. Даже когда его вытаскивали из корыта. Даже когда жрец Эцнаб прикручивал к его голове дощечки красного дерева.
Кто бы тогда мог заподозрить, какая плачевная судьба ему уготована?
Впрочем, Эцнаб определил, что второе «Я» Чанеке хромой койот Некок Яотль.
С ним держи ухо востро, вздохнул Эцнаб. Это опасный Уай. Не простой койот, а похищающий лица. Такое может отчебучить! Мальчику не следует жениться слишком рано пусть сначала разберётся со своим вторым «Я».
Но о женитьбе пока никто и не думал.
Любимой игрушкой Чанеке был йо-йо бочонок с маленькой дыркой, привязанный к заострённой палочке.
Надо изловчиться, да так направить палочку, чтобы бочонок, подлетев и кувырнувшись, прочно на неё уселся.
Не каждому хватало сноровки и терпения. А Чанеке не отступал, пока бочонок не насаживался, как следует.
Диво дивное! говорила служанка. Да ты, наверное, помог себе другой рукой.
Зачем? удивлялся Чанеке. Ведь так не честно и не по правилам.
Он не знал, что такое обман и хитрость. Просто не понимал, как можно солгать. У него это не укладывалось в сплющенной дощечками голове.
Он говорил только правду, глядя круглыми и зелёными, как у мамы Сигуа, глазами.
Вообще он напоминал жизнерадостный бочонок, хоть и скакавший туда-сюда, но крепко-накрепко привязанный к маме, настолько был ручным и домашним.
В детстве его так и звали Йо-йо. За ним приглядывали бабушка Пильи, мама Сигуа, да ещё нянька.
И вдруг, когда Чанеке едва исполнилось тринадцать, он исчез из дома, будто оборвалась в один миг ниточка. А йо-йо сиротливо лежал на полу у дверей.
Обыскали весь город, весь остров, но Чанеке не было.
Мама Сигуа, прижимая к груди йо-йо, металась по саду, не зная, что делать. Бабушка Пильи молилась всем божествам сразу, дальним и ближним, чтобы те общими силами вернули внука.
Тогда Шель вспомнил слова Эцнаба об опасном Уайе, и понял, кто тут может быть замешан. Койоты!
Впрочем, на острове их было немного, и каждого буквально знали в лицо. Нагловатые и хитрые, они крали всё, что плохо лежало. Но вряд ли бы осмелились увести мальчика.
Койот чувствительное и ранимое животное. Любит нежную музыку. И по ночам, собираясь в стаю, они поют хором, будто дикие гуси.
Только заговори с койотом жалобным голосом, как начнёт визжать, завывать и плакать, сопереживая. Хорошо помнит ласки и обиды. Радуется добрым словам и пугается угрожающих.
Шель выследил их вожака, да так на него гаркнул, что тот в ужасе прикрыл лапами острую морду. А, очухавшись, поклялся матерью всех койотов:
Знать ничего не знаю о Йо-йо! Правда, слышал позавчера призывный голос какого-то чужака из сельвы. Еле-еле удержал своих братьев и сестёр на острове. А мальчик, возможно, не устоял
Шель тут же сел в пирогу и, переплыв озеро, нашёл сына на берегу.