Но, честно говоря, сегодня ему было лень их скрадывать бессонная ночь давала о себе знать. Никифор, разомлев на утреннем солнышке, задремал. Очнулся от характерного шума, который издают утки при посадке на воду. Птицы подлетели близко и зашуршали по озеру буквально в шагах двадцати от него. Не задумываясь над тем, что могло потревожить птиц, он аккуратно потянулся к ружью.
Утки не чувствовали опасности и спокойно плыли в его сторону. Когда взял одностволку, стрелять не торопился. В таких ситуациях он любил одним выстрелом попасть сразу в несколько птиц. Никифор спокойно наблюдал, глядя вдоль прицельной планки, когда несколько птиц окажутся в зоне поражения выстрела. Вот уже две утки плыли вплотную друг к другу. А вот к ним не спеша направилась третья. «Ну, давай, давай, дружок, еще немного, мысленно подгонял он неторопливого селезня».
И вот уже три красавца почти слились воедино. Никифор медленно положил палец на спусковой крючок, готовясь выстрелить. Но тут краем глаза он увидел какое-то движение на берегу озера, недалеко от него. Палец замер на крючке. Ластинин невольно отвел взгляд от стаи птиц и увидел на другом конце мыса силуэт женщины. Он попытался распознать, кого это занесло в такое время сюда, но не смог. Солнце только вышло из-за леса и слепило прямо глаза.
Вдруг птицы с шумом поднялись с поверхности воды. От неожиданности он чуть было не выстрелил. «Эх, черт! выругался он, глядя, как добыча взвивалась над озером. Ну, принесла же тебя нелегкая, и про себя добавил несколько крепких словечек в адрес незнакомки».
Никифор отложил ружье, и уже хотел было крикнуть ей, мол, чего ты тут делаешь в такое время. Благо до нее было не так и далеко. Но сдержался. В конце концов, она-то тут причем. Он же сам отвлекся на нее и не выстрелил во время. Ластинин еще какое-то время наблюдал за несколько странным поведением незнакомой женщины. «Что она там копошится. Бродит туда-сюда. Потеряла что ли чего? размышлял Никифор. Да, и кто ж такая-то? Подожду немного. Уйдет, так, может, схожу, посмотрю».
Часть вторая
1916 год
Открыв глаза, Серафима прямо перед собой увидела изрезанный глубокими трещинами потолок. Она сделал попытку поднять голову и осмотреться, но сильная боль пронзила всё тело. Серафима едва не потеряла сознание. «Что со мной? Где я? прошептала она, пытаясь приподняться, но боль во всём теле заставила ее отказаться от предпринятой попытки».
Ты лежи, голубушка! услышала Плетнева незнакомый голос, по-видимому, принадлежащий уже не молодой женщине. Сестра! Плетнева очнулась, прозвучал все тот же голос, но уже намного громче.
Что со мной? Где я? спросила Плетнева.
А ты не помнишь? Ничего не помнишь? в свою очередь поинтересовалась она. Ты лежи тихонько, сейчас придет сестра-то. Неужто не помнишь ничего?
Не помню, проговорила Серафима, сделав очередную безуспешную попытку приподняться.
Но от внезапной сильной боли в ноге она рухнула на спину и прикрыла глаза.
Ну, что, оклемалась? услышала она другой голос.
Серафима приоткрыла глаза и увидела лицо молодой женщины в белой косынке.
Ну, вот и славненько, голубушка. Теперь, значит, жить будем, медсестра улыбнулась и слегка коснулась лба Серафимы. Сейчас укольчик сделаю, и поспишь еще. В больнице ты, голубушка. Лазаретом тут кличут ее. Крепко тебе досталось. Ну, ничего, главное жива, а то многим вот не повезло, она поправила косынку и отошла в сторону.
Серафима, плохо понимая смысл ее слов, спросила:
Что, значит, не повезло? Кому не повезло?
Перед ней снова возникло некрасивое, с рыжими веснушками лицо медсестры в белой косынке.
Ну, теперь, поспи. Для тебя сон лучший лекарь сейчас. Всё одно уж ночь скоро, не ответив на вопрос, она проворно сделала Серафиме укол.
Cлегка потерев уколотое место ватным тампоном, приветливо улыбнулась и исчезла. Вместо нее Плетнева опять увидела дощатый потолок. Спустя минуту и он стал расплываться в ее глазах и вскоре исчез совсем. Серафима уснула и в следующий раз увидела его лишь на следующее утро.
Проснувшись, она смогла приподнять голову. В свете керосиновой лампы различила несколько железных кроватей, стоявших вдоль стен. Кто лежал на них, Серафима сразу не поняла, но то, что она находилась в больнице, ей стало ясно сразу. Напротив ее в углу, у окна палаты она увидела забинтованную ногу, подвешенную над кроватью. Кому принадлежала она понятно не было, так как тело было полностью закрыто длинным серым халатом, а голова и лицо полностью забинтованы. Но по выбившейся из-под бинтов длинной пряди черных с сединой волос, было понятно, что это была женщина. На койке, стоявшей ближе к двери, кто-то тихонько постанывал. «Спит еще, подумала Серафима». Света от лампы не хватало, чтобы рассмотреть, того, кто на ней лежал. А вот кровать, что стояла вдоль стены, у которой лежала Серафима, была пуста. На ней не было даже матраца.