Сегодня ночью Евдокия представилась, так вместе со всем содержимым ее унесли, донеслось с кровати напротив.
Голос показался ей знакомым она уже определенно слышала его вчера, когда очнулась. Низкий, с явно выраженной хрипотцой и каким-то не естественным шипеньем, он явно принадлежал той, чья нога висела на оттяжке.
Ты не смотри, что лица не видно моего, глаза у меня справны. Вчера еще поняла, что ты в себя ты пришла. Меня Лизкой родители назвали. Петракова я, с Озерков. Тебя-то как зовут? Откуда ты? женщина пошевелилась и попыталась повернуться на бок на столько, на сколько в ее положении это было возможно.
Сима, Серафима то есть. Откуда я? Плетнева ненадолго задумалась. Я с Москвы. Родилась там, она чувствовала, что говорить ей непросто, а боль отдавалась при каждом произнесенном слове, но не ответить не смогла.
С Москвы протянула Лизка. Эвон откуда тебя занесло. А в Архангельске то чего? Да в самое пекло. А я с Озерков, снова произнесла она это название. Деревня тут, рядом с Бакарицей. Озерками зовут, проговорила Лизка, но поняла, что Плетневой еще тяжело говорить, и замолчала.
В палате повисла тишина. Даже стоны, доносившиеся от двери, смолкли. Серафима попыталась понять, что же с ней произошло. Последнее, что она помнила до того, как вчера увидела над собой потолок больничной палаты, это огромную вспышку у причала, последовавший за ней сильный грохот и чьи-то начищенные до блеска ботинки.
День сегодня, какой? прервав молчание, спросила Плетнева. Не могу понять, давно я тут?
Так с неделю. Нас вместе сюда с причала и привезли. Сегодня аккурат первое ноября, ответила Лизка. Год то хоть помнишь? попыталась она пошутить.
Шестнадцатый, серьезно ответила Серафима и снова замолчала.
«Значит первое ноября. Пять дней я тут что ли? подумала она с сожалением».
Я то, Сима, не жилец. Врачиха сказывала, долго не протяну. У тебя вот токо ногу отняли, а у меня всю душу, тут Лизка поняла, что сказала не то, и чтобы миновать расспросы, быстро продолжила:
Меня с самого пекла вынесли. Обгорела вся, когда рвануло. Да шкура то ладно. Вот легкие, врач говорит, обожгла так, что, она задумалась, подбирая правильное слово. Одним словом мало, что от них осталось. И у сердца штырь какой-то был. Чувствую, что всё хуже мне. В груди болит все. Да ты, поди, слышишь, как я говорю. Будто змея шиплю, она говорила не торопясь, да может и не могла быстрее.
Последние слова она произнесла с такой обреченностью, что у Серафимы перехватило горло. Плетнева не сразу сообразила, что Елизавета сказала не только о себе, но и о ней. И тут до нее стал доходить весь смысл услышанного. В груди противно похолодело. Еще не осознав произошедшего, и словно противясь сказанному Лизкой, Серафима попыталась пошевелить ногами. Она вся напряглась, силясь почувствовать всё своё тело, но ничего не получалось.
Что ты про ноги сказала, Елизавета, с явной тревогой произнесла Плетнева. Что отняли?
Ой, дура я. Язык бы мой лучше обгорел. Вот всю жизнь так. Ляпну чего. А чего, уж потом подумаю, проговорила Лизка с явным сожалением. Ну, да чего уж теперь Ноги ты лишилась. Тебя в лазарет после меня привезли. Я тогда в памяти была, вот и услышала, как доктор сказал, что тебе ногу чем-то отдавило при взрыве, и не спасти было. Ее уж тут отняли, в лазарете, иначе померла бы.
Какой ноги? не поняла Плетнева и сунула руку под одеяло.
Той, что ко мне ближе, левой значит, пояснила Елизавета.
Рука Серафимы спустилась вдоль кровати и нащупала правую ногу. Затем слегка откинув скомканное внизу одеяло, потрогала бедро левой. Нога была туго забинтована. Серафима, немного согнулась и дотянулась до колена.
Да, все вроде на месте.
Ниже колена, голубушка, проговорила Елизавета.
Старясь как-то отвлечь Серафиму от переживаний, добавила:
Тут газетка свежая лежит. Санитарка утром принесла. Там о тебе есть. Почитаешь, когда сможешь.
Через три дня Серафима уже смогла вставать и даже передвигаться с помощью костылей. Первые острые переживания относительно того, что теперь ей жить калекой немного улеглись. Ногу ампутировали чуть ниже колена. Врач сказал, что еще немного и пришлось бы всю удалять.
Хоть на коленках сможешь передвигаться, то ли пошутил, то ли всерьез сказал он при очередном обходе. И одежду свою забери в приемном покое, а то пропадет. У нас сейчас хранить их негде.