Есть мягкая, готовая и алкоголичная блондинка, которой все равно, что она носит, если она норка или куда она идет, пока это Starlight Roof и там много сухого шампанского. Есть маленькая жизнерадостная блондинка, которая немного дружит и хочет заплатить за себя, полна солнечного света и здравого смысла, знает дзюдо с нуля и может бросить водителя грузовика через плечо, не пропуская более одного предложения из редакционная статья в субботнем обзоре. Есть бледная, бледная блондинка с анемией какого-то нефатального, но неизлечимого типа. Она очень вялая и очень темная, и она говорит тихо из ниоткуда, и вы не можете положить на нее палец, потому что, во-первых, вы не хотите, а во-вторых, она читает Пустошь или Данте в оригинал, или Кафку, или Кьеркегора, или изучение провансальского. Она обожает музыку, и когда Нью-Йоркская филармония играет Хиндемита, она может сказать вам, какой из шести басовых альтов опоздал на четверть удара. Я слышал, что Тосканини тоже может. Это делает их двоих.
И, наконец, есть великолепное шоу, которое переживет трех воровских рэкетиров, а затем выйдет замуж за пару миллионеров по миллиону в голову и в итоге получит виллу с бледной розой в Кап Антиб, городской автомобиль альфа ромео с пилотом и сотрудником. Пилот и конюшня изношенных аристократов, всех из которых она будет относиться с ласковой рассеянностью пожилого герцога, пожелавшего дворецкому спокойной ночи.
Мечта через дорогу не была ни одной из них, даже такого рода мира. Она была несекретной, такой же далекой и чистой, как горная вода, такой же неуловимой, как ее цвет.
Рэймонд Чандлер. The Long Goodbye(перевод с английского Google Translator)
лето продолжается
Я проснулся около десяти. Сквозь щель между шторами проникала и ложилась на пол длинная полоса света. Ночью мне поспать не удалось, я забылся на рассвете и только утром смог чуть-чуть наверстать часы бессонницы. Когда я раздернул шторы и вышел размяться на балкон, меня встретила точная копия вчерашнего дня: от края до края простиралось невыносимо ясное небо, а воздух уверенно прогревался до тридцати градусов. Лето, сказал я самому себе. Лето, повторил я и вдруг вспомнил цитату на задней стороне обложки одноименной книги Альбера Камю: Есть две правды, и одну из них нельзя называть. Лето.
Я набрал воды в электрический чайник и, прислонившись спиной к столешнице, ждал, пока он закипит; в кино это был бы длинный кадр с главным героем, еще помятым после сна. Потом я залил кипятком пакетик с черным чаем и принялся ждать, пока он заварится. Добавил в кружку молока, вернулся с ней в комнату, вставил в проигрыватель токийский фортепианный концерт Брэда Мелдау и лег на шерстяной ковер, предвкушая, как через несколько треков Мелдау доберется до своей фантастической двадцатиминутной кавер-версии радиохедовской песни Paranoid Android. Когда зазвучали ее первые ноты, я тут же закрыл глаза. Я здесь, и это я. Только теперь я впустил в свои мысли Нину.
Ближе к полудню я принял душ, вымыл голову и побрился. Я даже не знал, к чему я готовлюсь больше к обеду с Ниной или к авторскому чтению. В любом случае не оставалось ничего другого, кроме как разбираться со всем по порядку.
Шел второй час, а Нины все не было. Я вдруг понял, что мы даже не обменялись номерами телефонов. В пятнадцать минут второго я уже караулил Нину у окна в кухне. Наконец она появилась, но прошла мимо моего дома. Что бы это значило?
Минут через пять раздался звонок, я снял трубку домофона, открыл входную дверь и встал на пороге квартиры.
Ты проскочила мимо! встретил я ее упреком вместо приветствия.
Ты меня видел?
Я уже начал тебя высматривать. Привет.
Привет, сказала она и дотронулась до моего плеча. Я думала, ты живешь дальше.
Ты вчера минут пять стояла возле этого самого дома и курила.
Ночью все выглядит по-другому, возразила она. И вообще у меня не было времени его рассматривать.
Но ты же говорила, что любишь функционализм, напомнил я.
Да это я просто ляпнула, чтобы показаться интереснее, засмеялась она. Ну что, идем обедать?
Со Шпильберка еще хоть как-то веяло прохладой, но в центре города жара спрессовывалась, точно хлопок-сырец. Мы пошли вдоль фасадов, укрываясь в узкой полуденной тени, а потом сквозь череду пассажей добрались до торгового центра Велки-Шпаличек. Там на втором этаже находилось кафе Ребио, где в глубоких металлических подносах была выставлена вегетарианская еда, которая продавалась на вес. К счастью, лучший столик оказался свободен: он был только на двоих и прятался за колонной у окна, откуда открывался вид на всю Панскую улицу, полого спускающуюся вниз.