Пойдём пешком, Боян, сказала Сигню. Тут ходу меньше часа, мы с тобой налегке.
И мы идём вдоль улиц, освещённых факелами на столбах. В ветреную погоду их не зажигали, чтобы пламя не перекинулось на постройки, в дождь они гасли сами. Но сейчас горели ровным оранжевым светом, освещая нам путь по пустой по позднему времени улице. Только ночные сторожа, следившие за порядком, встречались нам по пути.
Что, много болтают о бесплодной дроттнинг? спросила Сигню очень тихо, когда мы прошли уже едва ли не треть пути.
Никто не болтает такого. Тебя люди любят.
Это ты меня любишь, вот и говоришь так, тихо и устало проговорила Сигню, медленно шагая рядом.
Я я вздохнул. Я другое. Я не все. Но никто не болтает зло. Может, и сокрушаются иногда, но злословия я не слышал.
Сигню посмотрела на меня. Улыбнулась тихой недоверчивой улыбкой.
Всему своё время, Лебедица. Все приходят и уходят в тот срок, когда определено, сказал я в ответ на эту улыбку.
Она вздохнула, не сказала больше ничего. Мы долго шли молча. А потом она заговорила о том, какими тёмными и жестокими людьми надо быть, чтобы свою родную дочь положить на алтарь ненависти и мести.
Ты знаешь, ни Астрюд, ни её мать не умели даже читать. Рауд учил Астрюд грамоте, сказала она.
А потом улыбнулась:
А народ в их Грёнаваре хороший, весёлый, работают с огоньком, все грамотные уже. Будто ждали, когда от конунга этого избавятся.
Улыбается, слава Богам!
Я чувствую, что у меня болит плечо, тронул рукав, он промок кровью, на чёрной вязанке не видно, а боль я до сих пор от напряжения не чувствовал.
Смотри-ка, Ивар-то всё же не совсем промахнулся, сказал я, показав Сигню окровавленные пальцы.
Где? она побледнела, заглядывая мне в лицо.
Да ты не пугайся так, ерунда, плечо вон задел, усмехнулся я.
Но мы уже возле терема, входим с подклети, на крыльце дверь закрыта давно ночь. А здесь, челядной отпер нам засов, мы и вошли.
Идём к тебе, обработаю рану, сказала Сигню.
И мы по тайным лестницам быстро оказались в моей горнице.
Каждый раз удивляюсь, как быстро ты здесь дорогу в полной темноте находишь, говорю я.
Ты же сам меня и учил когда-то, смеётся Сигню.
С лампой-то и я всё найду за минуту, но в темноте
Я смотрю на неё. Мы в моей комнате вдвоём, ночью
Ладно, садись, не болтай, говорит она, не ответив на мой взгляд. Рана сочится до сих пор, значит зашить надо.
К счастью, далеко идти за необходимым не надо. Как у давнего уже лекарского помощника, кое-что и у меня в горнице имеется.
Сигню, легко касаясь меня пальцами, занялась моей раной, заставив прежде снять и рубашку и вязанку.
А ты ничего такой усмехнулась она, щуря пушистые ресницы и будто шутя, разглядывает меня, крепкий, мускулы какие
Ты думала, если я скальд, так из рыхлого теста что ли?
Она улыбается, ничего она такого не думала. Вообще не думала, конечно, такого обо мне. И всё же: мне приятен её взгляд, скользящий по моему обнажённому телу и эта улыбка. И ей приятно смотреть на меня. Меня касаться. Она не осознаёт этого даже, но я чувствую, по струящемуся из её пальцев теплу чувствую.
Всё, сейчас бальзам привяжу, через неделю здоровый будешь, говорит она.
Теперь у меня шрам на плече будет как у тебя, говорю я, когда она почти закончила наматывать бинт. И рука та же. Как при Норборне было, помнишь?
Она посмотрела мне в глаза, переставая улыбаться. Она помнит не только это, не только, как я перевязывал её рану, но и как всё изменилось в те несколько минут между нами
Не надо, Боян очень тихо проговорила Сигню.
Сигню, я поднялся, но она отступает, отводя взгляд.
Не надо И так слыхал, что болтают обо мне она ещё отступила, положила бинты на стол, куда придётся, только чтобы держаться подальше от меня
Никто такого, что говорил Ивар, не болтает
Пока не болтают, она посмотрела на меня. Стоит одному сказать, другие подхватят. Мне и так непросто, поверь. Не хватало грязных сплетен ещё
Обо мне никто не станет болтать. Никто меня мужчиной не считает, говорю я.
Она смотрит всё же мне в глаза.
Я считаю, тихо и уже не испуганно сказала она. Другие тоже поймут. Это не скроешь
Чего не скроешь, Сигню, о чём ты говоришь?! Боги, помогите мне разобраться! Она говорит о нас? О нас с ней?!
Я не стал преследовать её и дальше, я вижу, как она устала, как озабочена всем произошедшим, происходящим, возможно, ревностью Сигурда, беспричинной и от этого особенно жгучей, для них обоих.