Чего не скроешь, Сигню, о чём ты говоришь?! Боги, помогите мне разобраться! Она говорит о нас? О нас с ней?!
Я не стал преследовать её и дальше, я вижу, как она устала, как озабочена всем произошедшим, происходящим, возможно, ревностью Сигурда, беспричинной и от этого особенно жгучей, для них обоих.
Она не ездит с ним в Брандстан уже довольно давно, все заметили это. Сам Сигурд редко посещает свою вотчину, не чаще раза в год, возвращается неизменно мрачный. И после этих поездок они запираются в своих покоях, куда никому не войти, только если «пожар или война»
Я вернулась в нашу с Сигурдом горницу, горят притушено лампы. Раздевшись, очень тихо, я умыла лицо и руки, вычистила зубы в смежной со спальней уборной, где только в морозы не текла вода из рукомойника, когда замерзала в желобах, тогда её просто натаскивали вёдрами и наполняли рукомойники.
Но за стоками следили круглый год одинаково, и никогда на моей памяти не было, чтобы стоки из города засорялись. Больше того: ещё мой дед, конунг Магнус, сделал почётными обязанности золотарей. Считалось и продолжает считаться, что они служат городу как алаи или воеводы. Но разве по сути это не так?
Я вышла в спальню, стараясь не шуметь, чтобы не разбудить Сигурда.
Не строжись, я не сплю, он повернулся в постели, глядя на меня, положил локоть под голову. Что там с Астрюд?
Плохо. Ребёнка нет. Сама не знаю, Боги помогут, выживет.
Если бы вовремя, ты помогла бы?
Кто знает? я села на край ложа.
Я отправил Гуннара в Норборн, сказал Сигурд, что скажешь?
Там давно никто из алаев не был, сказала я. Или ты что-то другое услышать хотел?
Она смотрит на меня. Через плечо. Рубашка съехала, обнажая его, тонкий рубчик поперёк ранение под Норборном. А ведь Гуннар спас её сегодня от смерти. Если бы
Я придвинулся, обнимаю её, её, тонкую, гибкую сквозь эту мягкую ткань.
Прости меня, Сигню, я целую её спину, плечи, пригибая к себе.
Когда ревновать не будешь так? она обвила рукой мою шею, подставляя приоткрытый мягкий рот под мои жадные губы
Никогда
Глава 3. Птица
Астрюд не умерла, через несколько недель выправилась, я приезжала каждый день к ней, даже когда в этом не было уже никакой необходимости.
Это очень не одобрял Боян, говорил, что «сколько волка не корми, он в лес смотрит», так и Астрюд никогда не простит мне смерти родителей, да и то, что до того они наговорили ей на меня, уже достаточно оказалось, чтобы она ненавидела и не доверяла мне.
Так и было. Уже окрепшая Астрюд выходила во двор их с Раудом дома, когда я приезжала навестить её, но всё же продолжала отводить глаза и поджимать губы.
Наконец, я сказала:
Я не набиваюсь тебе в подруги, Астрюд
Ты убила моих родителей! выпалила Астрюд, видимо, давно просилось с языка.
Ты не ребёнок! сказала я, отодвигаясь. Поверженный конунг должен был умереть. Твой отец выпросил себе жизни ещё несколько лет. Волк не может становиться собакой, а Ивар пять с лишним лет жил псом-лизоблюдом.
Астрюд покраснела (значит, совсем здорова, подумалось мне) и выкрикнула:
Ты из зависти и ревности отравила меня и убила моего ребёнка! Развратница, тебе одного воеводы мало, ты и моего Рауда обратно забрать хочешь, злишься, что он женился на мне. Я и моложе и
Я выпрямилась:
Умолкни! Ни слова больше, падаль, дочь падшего! произнесла я сквозь зубы, предполагая, что она хотела сказать. Я не могу больше слышать о моём бесплодии, тем более от неё. С дроттнинг Свеи говоришь, паршивая дрянь! Ноги моей не будет на твоём дворе. И ты не смей ступать на двор конунга. Если бы не Рауд, если бы он не любил тебя, сегодня же отправилась бы ты в самый дальний хутор Норборна свиней пасти!
Я подошла к коновязи, где ждал меня Боян, уже отвязав наших лошадей.
Не говори ничего, сказала я хмуро.
Он только усмехнулся, качая головой. Молча мы уехали со двора.
А вечером во время вечери, я сказала Рауду:
Ты прости меня, братишка, но свою жену в терем не приводи никогда. И слышать о ней ничего не желаю больше.
Рауд растеряно заморгал мохнатыми ресницами:
Она.. Просто больна ещё Прости её
Ради тебя, Рауд, я терпела всех этих людей в Сонборге. Но и моё терпение закончилось. Прости, но решения я не изменю.
Он расстроился, конечно, и обиделся на меня. И не разговаривал почти. Это продолжалось несколько месяцев. Я понимала его обиду, но иначе поступить с его дрянной женой я уже не могла.