Я имел в виду
Знаю, что ты имел в виду, перебиваю его. Ничего я не умею, ясно? Из необходимого тебе. А то, что умею, перечислила. Ни больше, ни меньше.
Откуда ты, святая, и в Монастырь попала? Тревожно такую красоту губить. Вот тут коробит. И он кулаком ударяет по своей груди.
Ничего, пройдёт.
Пройдёт, ты права, энергично улыбается мужчина и выуживает из ящика стола кипу бумаг. Подпись поставишь?
Я еще не дала согласия.
О..! Восторгается голос. А затем протягивает задумчиво и не без внутреннего пытливого ехидства: О-о-о-о Вот ты какая. Хорошо Согласна ли ты, о Луна, вступить в Монастырь? Повторяю: заходишь добровольно, выйти возможности нет.
И я по своей глупости тревожной, нарастающей, предопределённой страхом и верой в возможное спасение медлю. Медлю, на что мужчина добавляет:
Если не согласна, можешь вернуться домой. Ты мне понравилась, а потому я доставлю тебя в твою деревню без платы, на том же транспорте, на котором тебя привезли. Не бойся, по пустыням одной плутать не придётся. Но учти, плату с твоих родителей я изыму соответствующую и не без процентов.
Из обыкновенного любопытства спрашиваю о процентах. Что это и для чего.
Твои родители умеют читать?
На старом наречии простолюдины не говорят, а все бумаги составлены на нём, я видела.
Значит, понимаешь, что мать и отец твои подписали бумаги не глядя?
Более чем.
Значит, понимаешь, что я, предпочитая безопасность со всех сторон, договор оформляю на выгодных для себя условиях? Если сделка срывается, я забираю данное и сверх того за потраченное время и средства. Так окупается любая девочка.
Разумно.
Почему ты спросила? ссадит мужчина. Грезишь побегом?
Желания послушницы в Монастыре не учитываются, забавляюсь я.
Наглая ты мерзавка, вновь смеётся мой собеседник и пальцем отбивает по краю стола.
Решаю признаться:
Это простой интерес. Я отвечу согласием, но пока не ответила, желаю правды.
Давай объясню. Думаю, про единственную возможность и великую честь оказаться в Монастыре тебе уже напели родные сёстры. Неродные сёстры ещё напоют о сладкой жизни: в провинции подобное не встречается. За пределами Монастыря люди мрут и изживают друг друга, здесь же лакомятся и довольствуются божественной щедростью. Если откажешься сейчас до дома своё превосходство вряд ли доставишь, а, смею заметить, продать его ты можешь мне и продать за хорошие «деньги». Я обязуюсь обеспечивать тебя, ухаживать за тобой и предоставлять тебе работу. Ты будешь знатной женщиной в божественных кругах, но не выше меня я стану твоим, назовем это, духовным наставником. Можешь отдаться по пути домой первому встречному и познать горечь жизни за пустошью, а можешь продать свою невинность знатному господину и отныне не думать об удручающей жизни за пределами Монастыря. И твой ответ?
Я согласна, выпаливаю быстро и громко.
Взваливаю груз решения с плеч: помыслами о родительском доме и невозможности подвести их. Это решение моей семьи: они избрали для меня добрый путь, они спрогнозировали лучшую из возможных дорог. Они дали хорошую жизнь мне и хорошей жизнью обеспечили себя.
Прекрасно, кивает мужчина. Во взгляде его теряется немой вопрос: почему я дала согласие без внутреннего согласия (о! то видно, знаю). Подпись здесь, здесь и здесь.
Я пододвигаю к себе перо и чернильницу и, макнув кончик белого лебедя в смольную грязь, вырисовываю своё имя. Трижды.
Зачитаешь договор?
Я рассказал о нём вкратце. Хочешь прочитать сама выучись старому наречию.
Очень смешно, процеживаю сквозь зубы и повторяю процедуру с другим экземпляром.
Что ты сказала? без улыбки улыбается мужчина. Повторишь?
Откладываю перо и протягиваю бумаги. Молча.
Хозяин проверяет договор и опосля прячет в ящик. Ящик, в свою очередь, запирает на ключ, который скармливает пустому кубку на книжной полке. Лязг пляшущего металла на фоне душистой тишины напоминает заключение в клетку.
Луна, обращается мужчина, не испытывай моё терпение. Это тебе на будущее.
Учтиво роняю взгляд (не без вызова), и хохот собеседника отбивает о красивые стены кабинета.
За что ты свалилась мне на голову? смеётся мужчина. ЛадноРасскажи о своих родителях. Значит, они верующие?
И верующие тоже, отвечаю я.
Прекрасно, хмыкает мужчина. А ещё, радость?