И много вопросов освятили вам книги? спросила Линда, поняв, что у «Космополитена» и его восхитительной оливки в этот вечер появился серьезный конкурент.
Я не считал, ответил Борис. Но всякий раз, когда я начинаю ничего не понимать в этой жизни, я начинаю новую книгу, интуитивно выбрав ее просто по названию, я замечаю: в тексте есть то, что мне нужно. Иногда это всего одна строчка, одно короткое предложение, но в нем есть всё.
Странно, тихо сказала Линда. Я тоже ничего не понимаю сейчас.
Борис засмеялся.
Линда смотрела на него и не могла разгадать этого Лжепастернака. Видимо, человек очень много знает и что-то явно пытается ей сказать. Ей было интересно с самого начала, когда она просто увидела книгу за барной стойкой, сейчас этот интерес сменился желанием разгадать посыл.
Основное правило: в схватке чувств и эмоций, не забудь про здравый смысл.
Еще «Космоплитен»? спросил Борис.
Пожалуй, да, ответила Линда. Вы можете меня угостить, если хотите. Если не хотите
Хочу, оборвал Линду Лжепастернак и заказал два коктейля.
Дальше, наверное, вечер продолжался. Наверное, барная стойка все так же гудела, люди заказывали коктейли, смеялись, где-то периодически сотовые телефоны пытались перебить своими гудками всеобщую коммуникацию, музыка сменялась по мановению диджейского пульта, красивые тела извивались в невероятном танце Линда помнила эти картинки, она всегда замечала детали.
Пастернак безумно любил Грузию, переводил Шекспира, целых десять лет работал над «Доктором Живаго», в детстве падал с лошади, хромал и безумно стеснялся своей хромоты, общался с художниками Левитаном и Поленовым, конфликтовал с Есениным, как самая любимая музыка, раздавался над барной стойкой голос Бориса.
Линда вспоминала Наташу Ростову и ее первый бал, Анну Каренину в черном бархатном платье, Раскольникова в круглой циммермановской шляпе
Где-то далеко за полночь Борис ответил на звонок и сказал, что ему пора.
Жена? спросила Линда, нарушая собственные правила посещения клубов в одиночку.
Дочь, ответил Борис, улыбаясь. Она закончила смену и собирается ехать домой. Она работает официанткой в этом клубе. Кстати, сказала, что у вас шикарные босоножки.
У девочки хороший вкус, ответила Линда, разглядывая свои лаковые мюли, пытаясь скрыть удивление от вечера, Бориса, его Пастернака и комплимента от незнакомой официантки.
Приедается все. Лишь тебе не дано примелькаться, почти пропел Борис, застегивая свой шикарный твидовый пиджак.
Пастернак уходил так? спросила Линда и уже хотела спросить что-то еще, но тут к ним подошла молодая девочка лет восемнадцати-девятнадцати.
Пап, ты идешь? спросила девочка.
Спокойной ночи, Линда, крикнул Борис, убегая.
Они ушли. Линда не смотрела им вслед. Ей было неинтересно смотреть на их удаляющиеся спины, и ей было абсолютно все равно, оглянется Борис или нет. А потому она не видела, как, уходя, Борис ловко поставил томик Пастернака на книжную полку, расположенную рядом с гардеробом.
Когда он уехал, ей показалось, что стало тихо во всем баре, и даже в меньшем количестве стали произноситься тосты и неприличные шутки. Линда улыбалась так широко, как будто ей только что сделали предложение на миллион долларов, как будто сам Пастернак провел с ней этот вечер и даже написал о ней стихи. Посидев за баром еще минут двадцать, Линда наконец вышла из шумного заведения и вызвала такси. На улице было столько тишины и воздуха. Сев в машину, Линда спросила:
Могу я прочитать вам одно стихотворение?
Можете, ответил водитель, удивленно посмотрев на нее в зеркало.
Кто-то разбудит меня на рассвете,
Но только не ты.
Кто-то зажжет все огни на планете, уронит к ногам цветы.
Кто-то попросит бушующий ветер пока помолчать.
И будет молиться на эти ресницы,
От страха дрожать.
Кто-то напишет нежные строчки, чтобы всю ночь повторять.
Кто-то, не ты, а случайный прохожий, просто захочет обнять.
Не для тебя буду я улыбаться и видеть счастливые сны.
Кто-то другой сохранит это счастье. Кто-то, но только не ты.
И не с тобой, и не для тебя, и не тобой я живу