С какого перепугу ты отвечаешь вместо полпреда Конвента?
Шер Бастерхази третьего дня сообщил, что прямиком из Хмирны отправится на остров Глухого Маяка, изучать активизировавшиеся тектонические процессы. Вернется не ранее чем через месяц. Связи с островом нет, уникальные свойства эфира.
Багдыр́ца. Без него будет сложнее, пробурчал Фортунато. А Шуалейда?
Ее высочество при его величестве. Читают предания Ледяного края.
Фортунато снова выругался если Шуалейда уже и по вечерам лечит отца, значит, дела его совсем плохи.
Предания. Ясно. Она сама еще не свалилась?
Никак нет. Ее высочество справляется.
«Еле-еле, и одна Светлая знает, чего ей это стоит», говорили тени под глазами капитана и напряженная складка между бровей.
Значит так, капитан. На севере мятеж. Возглавляет некий пророк, похоже, менталист
Пока Фортунато кратко излагал ситуацию, Герашан хмурился все сильнее.
Но, генерал, вам нужен сильный менталист! Минимум третьей полной категории!
Менталиста взять негде, сам знаешь. Шер Ирехо целитель, от него толку не будет. А пока мы будем ждать помощи от Конвента, мятеж заполыхает по всей Валанте. К ширхабу! Полка хватит, чтобы отбить у мужиков охоту бунтовать.
Может, я смогу помочь?.. начал Герашан.
Ты не успеешь, оборвал Фортунато. Да и тебя не хватит на защиту всего полка. Извини уж, ты не менталист. А меня можно не прикрывать, на устойчивость к ментальным атакам меднолобости хватит. Да, и не вздумай докладывать королю, известие о мятеже его добьет. Если я справлюсь, не о чем будет и докладывать. А нет, тогда уж зовите Конвент.
Так точно, генерал.
Да, и Шуалейде не говори до послезавтра. Все равно ей нельзя отлучаться от отца. Ты понял, ни слова!
Так точно, генерал, отчеканил капитан, не скрывая неудовольствия.
А сейчас бегом поднимать донесения с севера. Наверняка у тебя есть хоть что-нибудь про этого пророка. Через час доложишь.
Ничего нового через час капитан не сказал. Только то, о чем Фортунато и так догадывался: до недавнего времени пророк был обыкновенным сумасшедшим фанатиком. И лишь несколько недель назад к нему вдруг стал стекаться народ, над бредовыми измышлениями перестали смеяться и начали им верить, а вместо единственного, не менее сумасшедшего последователя, у пророка образовалось с десяток учеников Чистых братьев.
«Слишком вовремя начался мятеж, размышлял Фортунато, подписывая приказ о начале учений. Король едва жив, полковник Дюбрайн в ссылке, шер Бастерхази что-то исследует у шиса под хвостами Или же руководит самозваным пророком? Вот и объяснение ментальному воздействию, а заодно требованиям посадить на трон Ристану. Нормальному мужичью плевать сто раз, на ком надета корона, был бы урожай собран и налоги посильны. И если я прав М-да, если я прав, и за мятежом стоят Ристана и шер Бастерхази дело плохо. Особенно плохо то, что вмешивать в это дело Шуалейду нельзя, мужичье и так ее боится. Значит, придется все самим, в конце концов шер Бастерхази не Мертвый и даже не Ману Одноглазый. Справимся».
Наутро, едва рассвело, полк под командованием генерала Фортунато шер Альбарра покинул Мадарис и направился к Тизалю, на маневры.
17 день ягодника, Мадарисский тракт
До половины дороги Фортунато преследовало видение запеченного с тыквой и яблоками ягненка со вчерашнего ужина у бургомистра он так и не успел больше поесть. Вместо завтрака он поднимал полк и следил, чтоб солдат накормили перед дорогой. А вместо обеда
Один из пущенных вперед полка дозорных ждал на вершине холма.
Деревня, генерал. Напряженный, словно под прицелом арбалета, солдат указал в сторону беленых домов с красными черепичными крышами, утопающих в зелени садов и виноградников. Мятежники были здесь вчера.
Остановка на четверть часа, бросил Фортунато адъютанту и в сопровождении двух дюжин личной охраны отправился к деревне. Адъютант, передавший распоряжение генерала полку следом за ним.
Вместо мычанья, гогота и ленивого собачьего бреха у первых заборов всадников встретила тишина. А дальше низкое, въедливое жужжание. Мухи. Над обглоданной коровой посреди дороги. В разбитых окнах, за сорванными дверьми, во дворах. Над прибитым за руки к воротам самого большого дома безглазым трупом. Над колодцем посреди площади. И тяжелая, сладко-горькая вонь вчерашнего мяса.