Год назад государь отправил Воронцова в отставку с поста чрезвычайного и полномочного посла. А теперь еще и конфискация, наконец с досадой произнес Феклистов.
Переживаешь за него? спросил я.
А ты нет? вопросом на вопрос ответил Артемий.
Я не знаком с ним, обронил я.
Это большой удар потерять все на пятьдесят седьмом году жизни, с сочувствием покачал головой Феклистов. Он уже не молод. Шанса наверстать упущенное, скорее всего, уже не получит. Это обидно. Обидно и горько на склоне лет оказаться забытым. Еще страшнее нищета.
Я взглянул на собеседника. Похоже, он испытывал искреннее сострадание к графу Воронцову. Я и сам был не в восторге от предстоящей встречи. Но меня больше огорчала роль печального вестника, чем судьба впавшего в немилость сановника.
Ты еще молод. Тебе не понять, помолчав, сказал Феклистов.
А ты будто стар! буркнул я.
Нет, еще нет, с готовностью согласился Артемий. Но я уже в том возрасте, когда понимаешь, что времени впереди не так уж и много.
Я слышал, что Лондон на многих навевает тоску и скуку. Что-то тебя потянуло на философию. Может, заразился английским сплином? сказал я.
Просто я думаю, насколько это разумно со стороны государя нашего Павла Петровича поручать столь важное дело человеку, которого год назад он прогнал со службы, а теперь еще имения отобрал.
Ты что? Ты это серьезно? хмыкнул я.
Артемий молчал, провожая взглядом угловатые эркеры с большими окнами, в которых мелькали англичашки. Многие топили камины, из чего я заключил, что ночи в Лондоне пока холодные. Над трубами взвивался дым. И казалось, что мы вдыхаем угольную пыль.
Кто его знает, задумчиво промолвил мой спутник. Поставь себя на его место. Ты получил от жизни все, о чем мог только мечтать. Ты генерал от инфантерии, служил послом, был обласкан многими почестями и царской милостью. И вдруг все идет прахом! Но одновременно предоставляется случай единым разом восстановить богатство
Но как? Каким образом?! воскликнул я.
Сударь, ты помнишь, что ты должен получить из рук графа? ответил Артемий с некоторым раздражением, словно сердился на мою непонятливость.
Что за фантазия?! фыркнул я. По-твоему, граф Воронцов не выдаст нам ящики?! И что же он скажет?! «Передайте императору: покамест не вернет мне имения и не восстановит в должности, я не отдам»
Напрасно иронизируешь, перебил меня Феклистов. Он конечно же все отдаст. Но где гарантия, что по пути из Лондона мы не попадем в засаду?
Да что ты такое говоришь?! Я хлопнул себя по коленям. Он же не разбойник!
Но может нанять разбойников, стоял на своем Артемий. Говорят, в Англии есть клуб воров. Решительно, члены этого клуба готовы сами заплатить за наши головы. После сегодняшнего происшествия-то
Сожалеешь? Может, возвратиться и отдать им золотые монеты? хохотнул я.
Воронцову не составит труда найти нужных людей. Феклистов не обратил внимания на мои ерничанья.
Не имею удовольствия знать графа Воронцова лично, сказал я, но поверить в такое не могу. Потерять должность, потерять имения это не значит потерять честь. Граф Воронцов не допустит позора
Не забывай, что граф Воронцов окажется вне подозрений.
Хочешь сказать, втайне он пойдет на бесчестье?
Мы же не знаем состояния его дел, ответил Артемий. Что, если он стеснен в средствах и своим указом государь обрекает его на нищету? Это не позор? Да, не позор. Но унижение, страшное унижение. А тут предоставляется возможность избежать унижения. Да, поступить позорно, но об этом никто не узнает. А вспомни его отца! Тот воровал и позора не слишком-то боялся! Недаром получил прозвище «Роман большой карман».
Ты всерьез допускаешь подобное?
Некоторые вещи представляются невероятными из этических соображений, однако происходят сплошь и рядом. Возможно ли, чтобы брат восстал против брата, сын против отца? Невозможно, но ведь восстают!
Я потянул воздух носом, почувствовал во рту привкус угольной пыли и произнес:
Лондон для тебя вреден.
Возьми того же Воронцова, продолжил Феклистов. Двадцать восьмого июня тысяча семьсот шестьдесят второго года он со шпагой в руках защищал императора Петра Третьего. А его родная сестра княгиня Дашкова руководила переворотом!