И вот машина резко тормозит, приехали. Вот и очередь печальных и подавленных людей, к которым им сейчас предстоит присоединиться. Спустившись с дочерьми с жёсткой, угловатой брони на землю, пытается сказать «спасибо», но голос тонет в надсадном рёве рванувшейся вперёд машины. Дочери весело машут вслед руками, военные тоже помахали в ответ, а ласковый и печальный старик улыбнулся матери и зачем-то подмигнул на прощанье.
А она вдруг вспомнила своего мужа широкоплечего красавца спортсмена. Когда началась война, он бросил их и уехал, сказав: «Вам, бабам, ничего не будет, а меня мобилизуют те или другие. Я боюсь!»
II
В Москве, на многолюдной площади у метро плотный людской поток расступался, огибая сильно пьяного мужчину атлетического телосложения, который, потрясая огромными кулаками и уставившись перед собой невидящим взглядом, кричал:
Я уж себя больше не пожалею!.. Пить буду!.. а может, «бить буду»? Кто-то уже вызывал милицию.
Двое милиционеров, прибыв на вызов, не сразу решились действовать уж очень здоровый. Но затем обошли пьяного сзади благо он ничего не замечал вокруг, а только продолжал кричать и грозить кулаками невидимым противникам и дружно набросившись, заломили руки. Это оказалось даже на удивление просто расслабленное алкоголем тело гнулось словно гутаперчивое. Затем, впрочем, последовала вялая попытка вырваться, но старший милиционер, грузный лысеющий мужчина, легко пресёк её передней подножкой, после которой пьяный атлет рухнул лицом в асфальт как подкошенный, а старший милиционер, сидя на спине у поверженного и наслаждаясь победой, застегнул наручники у него за спиной. Затем они вдвоём с молодым напарником подняли его на ноги. На месте состоялся краткий досмотр документы были на месте:
Так-так, гастарбайтер с просроченной миграционкой! Завтра совершенно бесплатно поедешь милиционер хотел иронично сказать «домой», но осёкся, увидев в паспорте место жительства, дома у задержанного была война, о которой вот уже полгода говори по телевизору.
В отделении состоялся более подробный обыск с допросом:
Употреблял что?
Водку.
А ещё?
Пиво.
А кроме алкоголя?
Ничего.
Живёшь где?
В общежитии Раньше, пока не выгнали.
А потом?
Где придётся Не помню.
Давно в запое?
Не помню.
А пьёшь на что?
На последнюю зарплату сначала, пока не кончилась
А потом?
Потом не помню.
Употреблял что?
Водку с пивом, я ж говорю.
Задержанный стоял посреди комнаты перед столом, словно пленный казак, широко расставив ноги и глядя исподлобья, со скованными за спиной руками, отвечал резко. Кровь с разбитого об асфальт лба расползлась пятнами на разорванном вороте рубахи, оставила запёкшиеся капли на широкой груди, на мускулистом торсе. Тут в разговор вступил молодой милиционер:
Спортом, наверно, занимался?
Да, бодибилдингом и пауэрлифтингом.
Там у себя?
Да. И бизнес свой был, неплохой
А потом что?
Потом война началась.
Пришлось всё бросить и уехать?
Бизнес рухнул сразу задержанный вдруг стал говорить намного медленнее, какая там торговля во время обстрелов А вообще, я собираюсь Теперь собираюсь в ополчение!.. Так что отправляйте скорее!
А семья есть?
Семья есть Жена и две дочки Там!
Что ж ты их там оставил, а сам сюда свалил?
Задержанный вдруг сел, где стоял, на пол и заплакал. Милиционеры удивлённо переглянулись:
В камеру его, пусть проспится.
***
На блокпосту где-то между Донецком и Луганском скучал ночью на посту молодой тощий парнишка с автоматом. Зябкий промозглый ветер поздней осени заставлял его прятаться за бетонными блоками и мешками с песком, кутаться в тяжёлый бесформенный бушлат с поднятым воротником. Бушлат неплохо защищал от холода и ветра, однако в качестве штанов на парнишке были «треники» от спортивного костюма, которые жестоко продувались ветром, а попросить у командира найти для него штаны потеплее он стеснялся, вот и приходилось теперь прятаться от ветра, вместо того чтобы внимательно следить за подступами к посту. Он знал, что всё равно ничего не случится, столько уже было этих ночных караулов, когда сначала прислушиваешься к каждому шороху, не крадутся ли диверсанты? Но раз за разом ничего не происходило. Да и товарищ, которого он сменил на посту, мужик взрослый и воевавший, вообще, кажется, задремал в ожидании смены, а потом флегматично заметил, мол, надо будет пристрелить, пристрелят всё равно. Так зачем мёрзнуть?..