Дмитрий Шашков
Гражданские и военные
«Не ужасайтесь, ибо надлежит всему тому быть»
(Мф. 24:6)
I
Бух-ух-ух, слышались тяжёлые шаги на лестнице, бух-ух-ух, всё ближе. Группа вооружённых мужчин подходят к двери в её квартиру; первый здоровенный, бородатый стучит прикладом: бух-ух-ух. Она металась по квартире как в западне куда девать дочерей? двух перепуганных девочек-подростков. Дочери и разбудили её действительно перепуганные её криком во сне. Женщина встала перед окном, пытаясь прийти в себя, через косой крест наклеенного на стекло скотча смотрела на многоэтажку напротив с пустыми прямоугольниками выбитых окон, и одним округлившимся окном в которое на днях влетел снаряд. Вокруг него мелкие росчерки оставили осколки. Как вдруг опять бух-ух-ух это артиллерия!
«Прилёты», гаубицы, в километре отсюда, прокомментировала старшая, поднаторевшая за минувшие месяцы различать звуки стрельбы, чему способствовал прекрасный музыкальный слух она с детства занималась музыкой. Они с сестрой не боялись обстрелов. После очередного артналёта часто смотрели в окно на опустевший город, на проносившиеся иногда посередине пустых улиц уазики санитарной службы, собиравшие после каждого обстрела урожай мертвых тел для переполненного морга. Однажды ночью видели в небе «белый фосфор»: огромная ярко-белая лилия повисла над домами, её исполинские лепестки медленно-медленно тянулись вниз, пока не достигли земли, подсветив чёрное небо заревом пожара.
Нет, немедленно в подвал! вдруг скомандовала мать, взглянув ещё раз на округлое «окно» дома напротив. У неё не было глупого бесстрашия подростков, она вспомнила, как неразорвавшиеся мины и снаряды торчат в асфальте под углом именно так они и влетают в окна квартир!
В подвале пахло сырым бетоном и человеческим страхом. Обсуждали главную новость: в ещё один дом нашего района был «прилёт», раньше район считался относительно безопасным. По счастливой случайности обошлось без жертв жильцы развороченной квартиры давно уехали. Зато во дворе, куда пришёлся ещё один снаряд, потом вертелся зловещий уазик, видимо, кого-то забирал.
Нет, долго сидеть в подвале и нюхать сырость и страх она не могла, да это и не нужно было обстрелы заканчивались быстро, так же как внезапно начинались те, кто стрелял, сами боялись получить в ответ снаряды, поэтому, сделав беглым огнём несколько выстрелов, спешили ретироваться. Точность им не требовалась по городу невозможно не попасть.
Кроме того, была ещё одна причина вылезать из подвала: подступающий голод. Вскоре отчаянная беззаботность дочек сменится подавленностью и слезливой капризностью. Впрочем, перемены настроения у них всё чаще случались не только из-за голода, но и вовсе без видимой причины, и очень тревожили мать.
Вот пустая улица, только двое мужчин грузят в уазик тяжёлый предмет надо же было вылезти из подвала именно в этот момент!
Вот издалека слышится одинокий рёв мотора по притихшему городу катит какая-то военная машина, по звуку можно следить за её приближением, он становится всё громче и меняет тембр, в зависимости от поворота машины к слушателям. Появляется, наконец, и сама машина, похожая на большую, грубо сработанную жестяную лодку с маленькой плоской башней и на узких гусеницах; верхом не ней сидит четверо человек военных, голова ещё одного торчит из-под брони спереди слева. «Лодка» резко тормозит рядом, задрав корму, оглушает рёвом.
Садись, подвезём! пытается перекричать машину голос с брони. Им не сложно было бы и самим дойти через два квартала до пункта выдачи «гуманитарки», чем лезть на воняющую жжёной соляркой, замызганную грязью и чёрным отработанным маслом машину, да ещё бояться свалиться с неё на ходу. Но нет, дочери бойко лезут на броню, подхватываемые под локти руками военных, приходится и матери лезть следом.
Едут молча, потому что за рёвом машины всё равно ничего не услышишь. Есть время рассмотреть друг друга. Военные разных возрастов, одеты во что попало сочетание формы со спортивными штанами или кожаной курткой; зато все с оружием. Двое совсем молодых, кажется, чуть старше её дочек, смотрят весело и даже как будто гордо довольные, наверное, своим новым статусом воинов и оружием в руках. Другие два в возрасте один хмурится, может, вспоминает своих близких, которые также, наверное, сидят по подвалам и стоят в очередях за «гуманитаркой». Ещё один, кажется, совсем пожилой, маленький и со сморщенным старым лицом, смотрит внимательно и иногда слегка улыбается, грустно и ласково. Водителя только не разглядеть один затылок в шлемофоне и дымок сигареты.