Зено сначала съедает сладкий. Выплевывает косточки и воздает благодарение добрым богам.
Сжевав кислый, он безудержно злится; серийно проходится по раскаленным камням мужской харкотой и в исступлении разрывает зубами набедренную повязку папуас Камба, не просчитывая последствия, поступает совершенно не так. Он благодарит добрых богов, уже отплевавшись.
Зено и Камба настаивают друг перед другом, что каждому из них выпала намного более приемлемая очередность удовольствия и мрака. Настаивают не статично стоят на своем, задействуя все, что окажется под рукой: летят черепахи, срываются кокосы, свистят дубины; у недружественного им папуаса Мариуса мандаринов не было. Ни кислого, ни сладкого.
Мариус ни на чем не настаивает: для того, чтобы спорить вровень с ними, у него недостает физических сил.
Он лежит ничком у засохших болот, поскорее стремясь сдохнуть.
Его стремление полностью оправдано, но трое недолюбливающих Африку россиян еще хотят жить.
Люди они, как правило, интеллигентные: Котельников аккомпаниатор, Николай Ищенко преподаватель музыки в техучилище, «Дефолт» Гальмаков основной суфлер в театре мимики и жеста: их интеллигентность их как-то не кормит, выталкивая на паперть не только тела, но и души: свои души им, конечно, жалко, однако те их совершенно не берегут и не жалеют; засев в голодных телах, они одичало жгутся тщеславным отвращением к жизни.
Отвращение к жизни тоже грех. И не маленький не меньше того, что они наметили; с неохотой, но никуда не денешься, жизнь же у нас не очень складывается, рассудили они, но ничего, мы ее, не мешкая, выправим скорой сытостью.
Котельников, Ищенко, и «Дефолт» запланировали стать бандой; подняли воротники, надвинули тяжелые кепки и грозно покуривают в мрачных зарослях на Мичуринском проспекте.
Они смолят отечественные сигареты, рассуждают о режиме дующих в них ветров, по очереди цитируют пассажи из «Провозвестия Рамакришны»; заметив их серьезную троицу, некая лысеющая женщина испуганно встрепенулась и в тот же вечер вызвала милицию. Не из-за духовного неприятия их внешней отчужденности, а всего лишь выяснить, что у них там к чему.
Приехав по ее звонку, наряд, снимая с предохранителей крепко сжимаемые автоматы, бдительной гурьбой направился в заросли.
В одном ухе длинная серьга, в другом пуговица вы из Тибета? как, как? из Мневников? полагаю, скифство вам ближе эллинизма? В ответ на справедливое требование предъявить документы, предельно сурово держащиеся с представителями власти, Котельников, Ищенко и Вадим «Дефолт» Гальмаков брезгливо сплевывают.
И друзей вяжут, со стороны задней двери запихивают в «козел» и везут на дознание координировать сущность их общественного положения с их же надменным обликом неведомое демонстрация спаянных «Я», Возмужание; они трясутся на жестких рессорах и мысли у них учащенно размягчаются голоса не скулят. Срываются, но без паники.
Ничего не сделали, а уже повязали, сказал Котельников.
Изысканная мы какая-то банда, нахмурился Ищенко.
Интеллигентные люди: всегда все через жопу, разделил их настроение Вадим «Дефолт» Гальмаков.
В их банду был приглашен и козноязычный шекспировед Вениамин Трушевский.
Подобным образом будет лучше, умнее, подобным образом будет на самом деле, я разбит от луны до луны, легкими наркотиками мою колесницу уже не разогнать, нереализованная Самость во вчерашней воде, напрямик к потере корней на предложение Котельникова наконец-то зажить по-человечески Трушевский ответил отказом
Предприятие, сказал он Николаю Ищенко, не закончится. Добром. Это. А у меня собака: если ее хозяина, то бишь меня, посадят в кутузку, она этого не переживет. Морально, может, и не сломается, но от голода точно подохнет».
Так что же так, что же! мы не обиде, Вениамин, данной тебе свыше силой ты можешь продлить срок годности этого просроченного паштета; гуляя со своей собакой три раза в день, Вениамин Трушевский наматывал поводок на указательный палец: плотно накрутит и, тряхнув головой, идет к детским грибкам его слабоумие не терпит возражений. Собака у Трушевского очень средняя не в плане породы или характера, а в смысле роста и веса, коих в его собаке ни много, ни мало, а именно средне, очень средне, не об этом ли беседовали Будда и Поттхапада? сколько женщин, с какой же начать собака у Трушевского очень средняя вроде бы явная причина, чтобы наматывать ее поводок на средний палец, но Вениамин Трушевский, довольствуясь указательным, средний палец на собаку не тратит.