Для людей, как мы, это раз плюнуть.
«Меня крышует мой Господь». Из всех блюзов Осянина именно он, именно именно он запал мне в душу и засел в жилах.
Рассчитывай на меня, выходя на Ордынку, сказал Иван Барсов. Держись моей спины. Некогда я хотел, чтобы меня подбодрили и заботливо вытерли гипотетические слезы, а ныне я и сам могу кого-нибудь поддержать. Я стал сильнее. Во взгляде поубавилось ненависти. Глаза бесконечные тоннели, жестикуляция спокойна и умиротворенна, в голосе снисходительные нотки. Я больше не полезу на горку, откуда скатываются зациклившиеся на самовыражении сотовая связь. Смешно
У тебя независимый ум. недоуменно улыбнулся Стариков. Нам следует опасаться твоих приступов.
Правее, Максим, пояснил Барсов.
Ха
В магазине сотовой связи сидит картонная Мария Шарапова. Повеяло, да? Какой-то ты приторможенный. Но чем повеяло? Почему открыт твой рот? О Шараповой, даже картонной, найдется кому позаботиться. Только о ней. Не за компанию с майором Алексеевым.
Он достойный человек, сказал Стариков.
У него взорвался электрический самовар, вздохнул Иван Барсов.
«Ракета» говорил, что майор Алексеев помогал многим нашим, раз за разом подкрепляя свою незаменимость для Движения: медали за вклад в развитие у нас не вручают, однако благодарность и уважение он заслужил. В случае, если его отовсюду попрут, Осянин возьмет его с собой бродяжничать по стране по миру Филипп разберется.
Не выключайся. Покрути головой. Из дома выходят офицеры, на фасаде никаких надписей, на двери табличка «вход»; подбегающие деревья приглашают на Пролетарский проспект, на Кельтские игры, Лена «Эрекция» приоткрыла губы. Ее разве уже выпустили? Мне надлежит или огорчиться, или обрадоваться.
Я предпочту обрадоваться. Видеть в темноте вспышки выстрелов. Бросившись в вулкан, валяться на дне здесь мелко, он потух, и под меня, решив бороться с моей неуправляемостью, подкладывают вязанки дров: любовь и смерть. Это слишком серьезные вещи, чтобы говорить о них серьезно. Что странного в том, что я не сплю? Держа удар, испытываю настоящее удовлетворение; она, они, она, одна и одна театр амбициозных кукол, пожирание огня вдалеке от цирка, я выражаю себя в стоянии под ее окном: подожди. Покури. Помечтай. В три приема она стряхнула меня как засохшую грязь и помогла мне с правильным выбором; игрушечный грузовичок с оскалившимися бесами свернул со Сретенки в Даев переулок. Самолюбивая стрекоза лупила слабыми крылышками, Филипп Осянин не поместился мы пришли нарушить тишину и сбить сердечный ритм, мы ограничены реальностью, бездеятельно раскованы, появляется невольная расслабленность, аналитические службы при Кремле судорожно просчитывают последствия: кто кто же кто ваша целевая аудитория?
Семен «Ракета» велел не отвечать под угрозой исключения всех привлекающих к нам внимание. Утаивая практическое значение интеллектуальных резервов Семен наставник.
Наставник сборной Бразилии разрешает секс во время чемпионата мира, но женщин в расположении команды пускать запрещает; ты не думаешь, что он будет первым, кем воспользуются в тихий час? Сзади кто-то шумит.
Это поезд. По рельсам, по лесным тропинкам ты убегаешь с нотной тетрадкой «Маленький трубач»; не бойся, ничего не бойся, все расписано заранее, здоровый парень занимается со штангой, логично мысля: будь на свете всего одна женщина, я бы ее боготворил. А так их полно. Мне не нужны победы над слабыми, сильные победят меня самого, на моем прыщавом лице приходится носить куцую бороду, жизнь идет. И люди за нее борются. Стеснительные машинистки, декаденствующие жлобы, голубые с фингалами у них семейная ссора. Термоядерные поцелуи. Нехватка обладания.
Я смогу заснуть. Выпав из рыбачьей лодки, поплыть самостоятельно, помахивая им ручкой; в обычный день я бы утонул и не проснулся, моя кухня, моя ванна, моя спальня. Моя штанга. Неухоженные захоронения некогда гремевших в астрале группировок. Розовый гранит. Непригодный к сосанию тигр раскинув лапы, он лежит на спине, слыша музыку. С секунды на секунду в голове появится картинка.
Облака над потухшим вулканом напомнят клубы дыма, Филипп Осянин на его склоне до отвала наестся поганок, зашуршит рыжая трава.
Ежик? Змея?
Змея. Ежик подскочил и спас. Мы с ним по-дружески поболтали. Я тигр, он ежик, в Абидосском списке царей нас не отметили, но черед настанет наш единственного неба нам мало, поэтическое настроение перебрасывает доску от смирения к нетерпимости, складывается приблизительная схема рисовать и сжигать. Устроить пожар. Не стоять на месте. Вы обрадуетесь, вы обязаны, программа вашего развития немного усложняется; мы снимает звериные маски и неукоснительно двигаемся в заданном направлении, между зубов гниют остатки здоровой пищи, машинист на платформе подозрительно смотрит кто же увел его поезд. Кто высадил его здесь.