М-му-у, вторили ему коровы, нарушая деревенскую тишину.
Николай Чупров по прозвищу Тяушка в раннем детстве перенесший неведомое для ачемян заболевание, тогда же перестал говорить и слышать. Со слухом со временем более или менее наладилось, а вот с речью проблемы остались большие. Не каждый мог разобрать то, о чем «мычал» взрослый парень. Вместо первой мировой угодил в пастухи. И вот уже более десяти лет каждый день пас местных коров. Но это было летом. А вот осенью и зимой его в деревне увидеть было трудно. Охотником он был незаурядным и мало кто из других ачемян мог с ним в этом сравниться. Кое-кто подшучивал над ним, связывая такой успех с тем, что он говорит со зверем на одном языке. В прочем и домашний скот его тоже слушался с «полуслова».
Ачем был одной из тех немногих северных деревень, где испокон веков домашний скот всей деревни пасся в одном стаде. Утром пастух пройдет по деревне, соберет стадо, и угонит на ближайший общий луг. А вечером тем же путем прогонит по деревне обратно. Коровы животины умные. Свой двор знают хорошо. И редко какая, проходя по деревне, не узнает и не остановится у своего дома. Разве что кто-нибудь из молодых телушек забудется и пробежит мимо. Но со временем и те научатся, и у своих верельниц всегда будут останавливаться. Какие-то коровы сами способны калитку открыть и во двор зайти. А те, кто не обучен или у кого запоры посложнее, так и стоят, дожидаясь пока кто-то из хозяев не запустит.
Митя, Митя, ты дома? едва открыв глаза, спросила Лизка.
Удить уж убежал, донесся из-за заборки голос Анны Гавриловны. Вставай, поешь чего. Старик с утра полрыбника харисов съел. Последние дни по ночам перестал вставать. А то раньше ночью наестся и утром ничего не хочет. А Митька молока только попил
Мам, ну чего ты отца стариком все зовешь. Он еще некоторым, что помоложе, нос утрет, зевнув, Лизка потянулась и свесила ноги с кровати. И удить то чего? Вода еще большая не клюет харис еще. Или сон приснился?
А как не старик, коли восьмой десяток идет, мать вышла из-за заборки с кружкой молока. А про сон ты как узнала? Он и, правда, сказал, что сон видел хороший. Обещал с уловом вернуться. Кормилец подрастает, с какой-то особенной теплотой и гордостью, какая может быть, наверное, только у бабушек, проговорила Анна Гавриловна.
Ой, мама, восьмой десяток, пропуская мимо ушей хвастовство бабушки и внука, выпалила Лизка. Трифону Ретьякову пятый пошел, а посмотришь со стороны, так будто уж сто лет живет ходит еле-еле душа в теле.
Трифона пожалеть нужно. Как Зинка померла, так один Гришку поднимает.
Ага, один. Глашка их, может и поднимает. А Трифон только по Зинке своей все убивается, не унималась Лизка.
Не гневи Бога! Ешь лучше иди. Сочни и каравашик4 на столе под полотенцем и вот, Анна Гавриловна поставила на стол кружку. Молока попей. Потом все дела. Пока не поешь, никуда не пойдешь.
Мама!
Не мамкай, а ешь.
Лизка еще раз потянулась, почесала руками голову, взъерошив волосы, и пошла к рукомойнику.
А кипятка нет? спросила она.
Мать подошла к столу и потрогала медный бок самовара.
Теплый еще. Старый уже, а долго не остыват. Ты бы сходила на реку, да намыла его, она слегка потерла пальцем надпись на самоваре. Чего на нем написано, Лизка?
Дочка подошла к столу, приподняла полотенце и, отломив кусок от каравашка, прочитала:
«Самоварная фабрика наследников И.Ф.Капырина».
Ка пы ри на, протянула Анна Гавриловна. Поди, умный мужик, коль такой аппарат сделал.
Ой, мама, ты о чем? вздохнула Лизка. Какой самовар?
Настоем разбавь, чего один кипяток пить. На шестке чугунок стоит, возьми, заботливо проговорила мать. Морковного нынче заварила. Кабыть, брусничный уж приелся.
Эх, я бы сейчас меевник5 съела, проговорила дочка. Прямо ужас, как охота.
Ты как батько. С утра рыбу подавай, усмехнулась Анна Гавриловна. Меевник она вспомнила Еще на святки меев доели. Прошлый год мало совсем побродили6. Сейгот, как кулиги7 образуются на реке, и вода нагреется, с вами бродить пойду. Тыкать8 не замогу, так меев почищу.
Или ягодников с брусникой. А еще лучше с жаламудой9 и кисилицей10, не унималась Лизка.