Размечталась. Не июль месяц, чтобы жаламуду собирать она вдруг замолчала. А ты случаем не
Мама!
Не дай Бог кого в подоле принесешь
Мама, чего еще не придумаешь!
Чего, чего. На соленое да кислое потянуло, вот чего!
И что?
Да ничего! Что ты вяжешься к каждому слову. Сказала и сказала. Коли не так, так ничего и не случится.
На мосту11 послышался кашель Тимофея Петровича, и тут же входная дверь распахнулась.
Проснулась, заметил он с порога. Трифон с Гришкой уж спрашивали, шаркая босыми ногами, старик прошел к окну и присел на лавку.
Чего хотели? удивилась Лизка. Вчера же договорились с обеда у сельсовета собраться.
Не беспокойся, не свататься. Ни свет, ни заря женихаться не ходят, отец вытер тыльной стороной ладони запотевшее окно и посмотрел на улицу. Чемодан принес. На крыльце лежит. Где и взял такой шельмец. Так надолго в Архангельск? Митька и так мать не видит. Спать токо приходишь домой. Не дай Бог, что в дороге случиться. Что с мальцом тогда будет?
Отец, не нагнетай почем зря. Председатель говорит, что на неделю. Ну и на пароходе сколько еще Дня два в одну сторону. Да, вы не беспокойтесь. Я же не одна еду. Конюхов Гришка тоже едет. И Трифон с ним. Ходят слухи, что скоро наш район к Архангельской губернии присоединят. Говорят, в качестве эксперимента. Наверное, их потому туда и отправляют. Сегодня у нас уж шестое. Ну, значит, до пятнадцатого вернусь.
Экспериментаторы И Трифон? Тот-то, что там забыл?
Не знаю. Он с Конюховым договаривался.
И что столько времени там делать будете?
Учиться. Хотя, если честно, то не хочется, Лизка собрала крошки со стола и отправила в рот. Говорят, скоро единоличных хозяйств совсем не будет. Одни артели и коммуны. У нас под нее избу смекают12. Теперь все вместе работать будут. Все общее будет. И скот и земля. Председатель говорит, что без учебы с такими артелями не управиться. Счетное дело и учет новый будет. Теперь налоги деньгами же платить надо. А кому сколько, никто толком и не знает.
Как так все общее? Срам какой! Так кто же мою корову накормит, коли не знает ее? Лошадку Карюху даже в гражданскую не забрали, а тут заберут? Может и баня будет общая? Одна на всех? Вот грязи разведут! И ты этому учиться собралась? не на шутку разошелся старик. Может еще косматкой решила стать? Али сразу коммунисткой?
Комсомолкой, поправила Лизка.
Да, какая разница! Все одно антихристы!
Ты чего разошелся? Девку с утра донимаешь? не выдержала Анна Гавриловна. Лучше за вениками сходил.
Ты, мать, чего, того? Кто сейчас веники заготавливает!
Ну, тогда
Тогда Вот тебе и тогда! Дочка с чертом дружбу заводит, а она эх, да, что говорить!
Ты чего это тут раздухарился! Ножонками топает тут!
Лизка удивленно уставилась на мать.
Ну, я чего. Я так, по-отцовски, уже спокойно проговорил Тимофей Петрович. Дочь как-никак.
Да, ладно, мама. Пусть говорит. Я не в обиде. Самой порой и не то в голову придет, Лизка встала из-за стола и потянулась.
Лизка! Безбожница! Кто ж за столом вытягивается! зашикал на дочку старик. Вон, снова твои провожатые идут, глядя на улицу, уже спокойным голосом заметил он.
«Ах, вы мои любимые родители, с нежностью подумала Лизка и, посмотрев в окно, побежала за заборку одеваться».
Григорий Конюхов уже второй год работал в милиции. Поначалу на службе особых проблем не было. Все как обычно: то молодежь подерется, то мужики по пьянке подебоширят. А в начале этого года приехало с района начальство разное. Как выразился старший из той делегации, приехали, чтобы помочь должникам с государством рассчитаться. И его к тому делу тоже привлекли. А как же без милиции? Кто продналог заплатить не мог, у того из личного хозяйства изымали то, что было. Поначалу было непривычно и неприятно этим заниматься. Хотя Конюхов жил на Высоком Поле хуторе, что в двух верстах от Ачема, но все равно все ачемские считали его своим. У одной реки жили, по одним тропам и дорогам ходили. И у своих земляков силой забирать то корову, то овцу, удовольствие не из приятных. Но уже в следующий приезд такой делегации он поймал себя на мысли, что все происходящее ему отчасти нравится и доставляет удовольствие. И не потому, что за правое дело боролся, и о стране своей беспокоился, а потому, как почувствовал, что он не как все. Понял, что он власть. И неважно ему было советская она или еще какая. Главное, что власть.