Рынок Трифон нашел сразу. Не понадобилось для этого ни у кого ничего спрашивать. Ни с чем несравнимые ароматы, что шли из-за домов, закрывающих набережную, без каких либо сомнений указывали на то, где находится городской рынок. Дующий со стороны реки ветерок, разносил за несколько кварталов запахи соленой рыбы вперемешку с душком перекисших солений, дегтя и конского пота.
Дощатые ларьки и прилавки вместе с огромными, в несколько рядов деревянными бочками и корзинами расположились вдоль набережной на добрых полверсты. И всюду люди. Кто продать, кто купить, а кто и время провести и со знакомыми поболтать заглянул. Атмосфера здесь тоже особая, отличная от других городских мест. Только тут царит анархия свободного рынка, где сам процесс больше сравним с игрой, чем с обычной куплей-продажей. И зачастую победителем в ней выходит тот, кто больше преуспеет в этом искусстве.
Подойдя к рынку, Ретьяков, глядя на торговую суету, поначалу растерялся. Но уже минуту спустя, прижав покрепче к себе завернутую в тряпицу прялку, направился к крайней лавке. Сидящий на крыльце с рябым лицом мужичок живо подскочил, увидев в нем покупателя на свой товар.
Заходи, к Кузьме дружок. Купишь новый сапожок. Посети мою ты лавку и купи в придачу шапку, зычно продекларировал он, всем своим видом приглашая Трифона внутрь ларька.
Доброго здоровьица, вам, произнес Ретьяков, остановившись у крыльца. Верю, что шибко дородный у тебя товар. И непременно бы купил, но вот пока не на что. Но это временно. У меня у самого товар. Покупателя вот ищу, он похлопал свободной рукой по прялке.
Торговец сразу как-то сник, но интерес к Трифону не потерял.
Вижу, прясницу продать хочешь, он кивнул на сверток. Тут у нас этого добра достаточно и скоро не продашь.
Мне бы Кривошеина Демьяна найти. Не подскажешь ли где? Договаривались мы с ним. Продам вещицу к тебе вернусь за обуткой непременно.
По лицу мужичка пробежала легкая усмешка. Видно было, что тот знал старика и знал неплохо.
А-а-а, вон ты чего, понимающе выпалил рябой. Так ты это, до лавки, где антикваром торгуют, иди. Тут недалеко, указывая рукой направление, проговорил он.
Благодарствую, обрадовался Ретьяков.
Там его и найдешь. Большими буквами написано будет: «Антиквариат». Там он. Я видел, как он туда шел.
Трифон не зная, как поблагодарить любезного продавца, неловко поклонился. В следующее мгновенье он стянул с головы шапку и, пятясь назад, произнес:
Спасибо, мил человек.
Кузьма Иванович Карнаухов, проговорил рябой и даже чуть приосанился.
Да, да, буду знать.
Не зная, что еще сказать, Ретьяков повернулся и тут же скрылся в людской круговерти. Нужную лавку он нашел быстро. Вбежав на крыльцо, не раздумывая, толкнул дверь. Звон колокольчика над головой слегка напугал его. Трифон неуклюже отпрянул и, задев свертком за косяк, уже в который раз за день выронил прялку.
Экой ты, батенька, неловкой, услышал он знакомое окание. Голова надумала, а руки не слушают.
Да, вот, словно оправдываясь, проговорил Ретьяков, поднимая с пола упавший сверток. Надумал.
Управившись с ним, Трифон поднял голову и прямо перед собой увидел улыбающегося Кривошеина.
Вы уж поаккуратнее, мил человек, проговорил тот.
Да, уж, ответил Ретьяков, покосился на затихший колокольчик и снова взглянул на старика.
Позади него заметил долговязого седовласого мужчину лет пятидесяти явно еврейской наружности. В черном изрядно помятом костюме, тот стоял у прилавка, слегка опираясь на него. Он смешно щурился одним глазом, пытаясь удержать монокль. Линза была несколько меньше, чем нужно, а потому пользование ею доставляло ее владельцу некоторые неудобства. Он приподнял веко, и стеклышко упало, повиснув на тонкой цепочке.
Яков Самуилович Зимин, хозяин лавки, представился седовласый, выглядывая из-за Демьяна Пантелеевича. Что изволите, товарищ? на его лице появилась дежурная улыбка.
Здравствуйте, ответил Трифон, с нескрываемым любопытством разглядывая нового знакомого.
Кривошеин отошел в сторону и указав рукой на Ретьякова, проговорил:
Товарищ прясницу продать желает. Я о нем тебе недавно рассказывал.
Улыбка сползла с лица хозяина лавки. Торговля у него последнее время шла не очень успешно. Барахло, как отзывался об антиквариате его приятель Кривошеин, нынче мало кому нужно и покупалось неохотно. Его несли и несли, довольствуясь любыми деньгами. Вещи пылились и лежали тут же в лавке. Из-за низкого спроса Зимин перестал покупать их совсем. Брал лишь на реализацию и только то, что не занимало много места. «Людям хлеб нужен. А еще лучше с мясом. Дешевыми побрякушками и низкосортными картинками их не накормишь, говорил он».