А я возражу, заявил Аринин. Если Он это все, то Он это и она.
Да как же Он это она, ну не она та зебра была какая-то чудаковатая! От нашей упряжки до нее полверсты, ближе нас к ней никого, ей ничего не грозит, а она, будто бы от кого-то обороняясь, копытами взбрыкивает. Удары плотны настолько, что воздух и за сотни метры от зебры шевелением шел удар и пошел поток.
Продувка.
Моих мозгов? спросил святой Николай.
Их самых. Что, помешает?
Нет.
И кем же, вы полагаете, ваши мозги продуты? Зеброй обыкновенной или зеброй-богом?
Почетнее, чтобы Богом если она Бог, ты, Олег, мне ответь, с чего она психует. Кого ей опасаться? От кого обороняться? Почему бы в добронравии и умудренности ангельски не пастись. Чего она копытами размахалась?
Богатырские забавы, промолвил Аринин. Устраивает же Бог тайфуны, смерчи, землетрясения.
С незапамятных времен, кивнул святой Николай. Это нам за наше непослушание и отступление от заповедей.
А по мне, на Него просто находит, сказал Олег. Как бы идеально мы себя ни вели, запускать цунами Он продолжит, ох, продолжит. Да, святой Николай? Для признания очевидного духу вам не хватает. Я вижу, что оленями правит Димитрий, а вы кого видите?
Его же, заметив возвращающуюся упряжку, промолвил святой Николай. Нового седока он взял.
Посещение моего навеса на убыль не идет.
Высадив около навеса безбрового атлета в перетянутом веревкой сюртуке, Судачев отъехал, но не уехал.
Атлет пошел к людям.
Подпорхну к тебе в избушку, захвачу с собой чекушку, промолвил он. Это из того редкого, что я зарифмовал. Из басни «Странник и брадобрей».
А я догадываюсь, кто вы есть, сказал Аринин.
Жена вас поднатаскала. Про «Замоскворецкий кружок гуманистов» она вам не говорила?
Она жужжала мне лишь о Вермищеве.
О ком? спросил святой Николай.
О нем, указав на атлета, сказал Олег. Вас я определил безошибочно?
Способности для данного рода определений у вас налицо, ответил атлет. Перед вами действительно Игорь Иванович Вермищев, передовые басни писавший и членов означенного кружка у себя принимавший.
На правах председателя? поинтересовался Олег.
Разговорным процессом рулил я, кивнул Вермищев. Заложив для беседы magistralis, магистральное направление, я его удерживал при моем намерении побеседовать о Шарле Монтескье соскока на Прудона не происходило. Переустройство общества путем получения кредита прудонова мыслишка. В нашем кружке проводились дни Пьера Абеляра или Пьетро Помпонацци, но не Пьера Жозефа Прудона. Как владелец помещения и хранитель традиций, я разговора о нем не допускал, а о Данте, Фичино, Джордано Бруно пожалуйста беседуйте. Но когда это в тему! Если нет, то ни-ни, а не то состоится перебранка, а за ней и исключение. Вылететь из «Замоскворецкого кружка гуманистов» желающих не находилось. Восемь входивших в него интеллигентов со мной, девятым, не пререкались и беседовали о том, о чем им скажут. Нередко я беседовал один беседовал с ними.
Умолкнувшими в знак протеста против вашего гнета? спросил святой Николай.
Не углубляйтесь, пробормотал Вермищев.
А я говорю, что хочу, сказал святой Николай. В вашем кружке вы надо всеми довлели, но мы не в нем, и я вам не ваши мозгляки. В отношениях со мной тебе гайки не закрутить!
Вам бы погрезить что ли, промолвил Вермищев. «Золотой сон до обеда, а после обеда серебряный» ходовая в нашем кружке пословица. Запоминайте! Из беседы со мной моих товарищей выводили не протестные настроения, а введенное ими в обычай употребление камфарной настойки опия. Они внутрь принимали и грезили. Просто и удобно.
А вы, Вермищев? спросил Аринин. И вы своего не упускали?
Мои басенки-побасенки написаны без стимулирующих воображение веществ, ответил Вермищев. Как и книги духовного писателя Николая, бывшего в миру господином Адоратским. Вы, святой Николай, что-нибудь из Николая читали?
Ты знаешь, кто я? удивился святой Николай.
Кто же вас, святой Николай, не знает!
Среди нынешней поросли землян моя популярность не столь однозначна ну и чего он накропал? Ваш духовный собрат по писательской ниве.
Ему принадлежит труд «Настоящее положение и современная деятельность православной миссии в Китае», ответил Вермищев.