Ужинали уже в темноте
В эту ночь Коре приснилась широко разлившаяся река под светлым, высоким небом, и она, Кора, пересекает эту реку на плоту, отталкиваясь шестом от дна. Воды реки, светлые, спокойные, тягучие, отливают перламутром и сизыми бликами, как Нева в белые ночи. Кора в восторге стремится вперед, шест в её руках так и мелькает, плот мощными рывками несется к берегу. Кора уже видит песчаный берег, а над ним тёмную зелень островерхих деревьев на фоне почти белого неба. Солнца в вышине нет, берег, от которого отплыла Кора, постепенно заволакивает туман. Девушка чувствует, что ей нужно пристать к берегу, к которому она гонит плот, что там её ждет что-то хорошее. Когда плот ткнулся в песчаный берег, Кора увидела, что темный силуэт отделился от зелени кипарисов и двинулся к ней. Мужчина в темной одежде с геологическим молотком в левой руке правую протянул Коре. Она не могла разглядеть его лица, но руку узнала сразу и закричала:
Папа!
Девушка проснулась с этим криком. Тяжело дыша, она увидела над собой брезентовый потолок палатки вместо светлого высокого неба из своего сна. «Где я была?» потрясенно подумала Кора. Ответ прозвучал в её ушах песней, донесшейся издалека: «Стикс». Девушка вздрогнула. Данте что-то напутал. Она видела светлую, спокойную, величавую реку. Оказывается, Стикс может быть и таким. «У каждого свой Стикс», в смятении подумала Кора. И рука отца Девушка закрыла глаза и как наяву увидела широкую, мозолистую ладонь, протянутую к ней. А что могло случиться, если бы она коснулась руки отца своей? Кора вздрогнула, это сон, всего лишь сон. Девушка подумала, что маме этот сон она никогда не расскажет, да и вообще, пора вставать. По лагерю разносился звонкий голос Леночки, с чувством выпевавшей: «Утро красит нежным светом»
«Стены древние Кремля» невольно подпела Кора.
Каринка, вставай! вопль Леночки раздался совсем рядом с палаткой.
Сейчас! откликнулась Кора, заряжаясь оптимизмом подруги.
Прошло несколько дней. В лагере археологов продолжалась работа. Постепенно, после ливня, просох раскоп, и в нем обнаружились интересные находки: бронзовые и костяные застежки-фибулы, осколки краснофигурных и чернофигурных ваз. Леночка нашла почти целиком сохранившуюся плитку, политую желто-зеленой глазурью, и теперь ходила гордая и счастливая, как молодая королева. Кора немного ей завидовала и с еще большим рвением просеивала землю в своем раскопе. Тревожные сны ей больше не снились, и девушка была рада, хотя в той широкой тихой реке не было ничего страшного или отталкивающего. А берег, куда она приплыла, с темной зеленью кипарисов это был, наверное, Элизиум, загробный римский остров блаженства. Росли бы на нем яблони, был бы Авалон, на который фея Моргана перенесла раненого короля Артура, любимого героя её однокурсника Димы. «Он очень любит яблоки», радостно вспомнила Кора. Вдали от него она перебирала в памяти все их встречи, взгляды, разговоры и находила всё больше совпадений их вкусов, привычек, пристрастий.
За сливовым компотом Андрей Петрович постучал по столу, привлекая внимание своих студентов.
Итак, друзья мои, сегодня пятница, начал он. У нас будет костер. Завтра работаем до обеда, отдыхаем, вечером будем купаться в море.
Ура! завопили обрадованные студенты. Они уже привыкли к жизни в археологическом лагере. Костер вечером в пятницу приятная традиция: Андрей Петрович рассказывает что-нибудь интересное, не из программы, об истории Крыма, о быте древних греков, комментирует их мифы, разъясняет молодежи тайный смысл давно известных сюжетов.
После еды Кора собрала посуду и поблагодарила бабу Надю за вкусный обед.
На здоровье, детонька, ответила повариха. Вот тебе письма, сегодня дед мой привез почту, и она передала девушке два конверта. Из дома пишут?
Кора быстро просмотрела адреса отправителей. Четкий почерк мамы она узнала сразу. А второе письмо В груди Коры похолодело. Письмо от Димы! Как она ждала этого момента!
Из дома, невнятно пробормотала она. Я пойду.
Прижимая к себе заветное письмо, девушка поспешила в свою палатку. Она не слышала окликов друзей. Даже Андрей Петрович отложил газету «Советская культура» и проводил озадаченным взглядом лучшую студентку этого курса. Она вбежала в свое временное жилище. Брезентовые стены обеспечили желанное уединение. Девушка села по-турецки на постель из надувного матраса и спального мешка ее погибшего отца-геолога. Побледнев, она торопливо надорвала конверт, надписанный крупным твердым почерком. Это было первое письмо от ее однокурсника Дмитрия. Он писал: