Как это несколько месяцев? Она же была Дланью, или что? подозрительно сощурилась Эсгель.
Кое-что произошло за две зимы до моего отъезда, и я выслал её из ветви в Белый Дворец. Мы виделись только когда я приезжал.
А почему же не в Зимний Дворец, раз уж ей там так нравилось? Эсгель понимала, что он недоговаривал, но ей было интересно знать, как много он недоговаривал. Что-то было нескладно в его рассказе. Выслать собственную Длань, что за чушь!
В Черном Лесу тогда погиб старший брат Заэля, а он был куда сильнее её. Вот я и решил, что под боком у Князя ей будет безопаснее.
Старший брат надьяра Заэля? Он никогда о нем не говорил. Я всегда считала, что у него только сестра-близнец, покойная мать Наэля и Инмэль.
А я зря не уважал Заэля, посерьезнел Глава. Ладно, дочь. Ты уже выбрала себе подвенечное платье?
Надьяр, Эсгель дернула бровью.
Дочь, Таэль скопировал её жест.
Кружевным безобразием занимается матушка, отмахнулась девушка. Она решила пока не настаивать. Я же должна была выйти замуж через неделю.
Я так понимаю, ты его еще не видела? нахмурился Таэль. Хотя на твоем месте я бы тоже не горел желанием готовиться к свадьбе с Лесным Княжичем. А ведь Длань хорош собой, и если бы не шрам, то и меня бы переплюнул. Откуда он у него, не знаешь? Я не про тонкий от тхинака.
Плеть нахрака кочевников. Я сама видела.
Северянина? Плетью? Какой-то кочевник? изумился Глава. Ну, он ему наверняка потом кишки выпустил. С его-то способностями!
Эсгель улыбнулась и помотала головой. Она знала, что напрямую у Раэля он спросить не мог, не позволял обычай.
Ему тогда было двадцать пять зим, и он ни разу даже не видел северян, не говоря уже о том, что не имел никакого отношения к ветви.
За семь зим стать Дланью? изумился Глава. Это многое объясняет. А кто его родители?
Отца он не помнит, матери не стало, когда ему было шесть. Больше я ничего не знаю. Я даже не знаю, как он в рабство-то угодил.
В рабство? Да, еле заметные шрамы на шее и на руках, я думал, мне показалось. Вот уж действительно из грязи в Князи, Таэль почесал подбородок. А ты умеешь выбирать.
Таэль встал и направился к выходу. У двери остановился и посмотрел на Эсгель.
Ты так и не сказала, кого ждем.
Сына, улыбнулась Эсгель, а её рука потянулась к животу.
Ты и правда, умеешь выбирать, хмыкнул надьяр и вышел. Вдруг Эсгель поняла, что невыносимо хочет спать, легла и тут же крепко уснула.
Она проснулась, услышав шорох. Открыла глаза и внутри похолодело. Было темно, а окно открыто. Она плавно потянулась за тхинаком, как её схватили за руку.
Тихо, это я!
Она тут же расслабилась, узнав по шепоту Раэля.
Ра начала было она, но он приложил палец к её губам. Она перешла на шепот. Что за конспирация? Ты меня напугал, между прочим.
Прости, он поцеловал её и достал из-за пазухи мешочек. Я тебе кое-что принес.
А через дверь войти было нельзя?
Да ты много проспала, я смотрю, ухмыльнулся Раэль. Например, стражу за дверью и по всему восточному крылу. Глава с меня шкуру обещал спустить, если подойду к тебе до свадьбы. Надьяр Заэль его поддержал, и вот тебя охраняют, словно княжескую казну.
Я не буду спрашивать, как ты умудрился долезть до моего окна, Эсгель отложила мешочек с яблоками в сторону. Её покои находились на четвертом этаже, а прямо под её окнами находились окна кабинета надьяра Заэля.
Твой рхар подсобил. Ты как, нормально?
Да что со мной будет?
Всё, я пошел, он снова её поцеловал. Эсгель схватила его за хенсай. Он помотал головой. Если меня хватятся, попадет всем перстам. Люблю тебя.
Он напоследок еще раз поцеловал её и запрыгнул на подоконник.
А я тебя, сказала Эсгель обернувшемуся Раэлю, и тот спрыгнул вниз. Она подскочила к окну и увидела внизу Гранита, хвостом поймавшего хэккийского Длань. Раэль отсалютовал ей и скрылся из виду.
Эсгель погрустнела. Надьяр Таэль обо всем знал, и все равно запретил им видеться. Она закрыла окно, поскребла пальцем стену. Вставленные в стены сумеречные кристаллы медленно, чтобы глаза успевали привыкнуть, засветились. Теперь в комнате можно было спокойно читать. Эсгель достала книгу, что дал ей надьяр Таэль, прочитать её она так и не удосужилась до сих пор. Она села, вытянув ноги, достала из мешочка яблоко и улыбнулась. Белые трещинки на голубой кожуре говорили о спелости. В это время такие яблоки висели только на самой верхушке зимних яблонь, хрупких деревьев с голубыми стволами и белой листвой.