– Еще никто не переходил из Улья в обитель Уединения, – говорила она, и глаза ее сияли религиозным экстазом, так же как при разговоре со священными пчелами.
Девушка подумала: может быть, Крисса, считавшая это избрание прекрасным, мечтала сама оказаться на ее месте? Киннитан с радостью согласилась бы на такое.
– Тебе действительно нужно уходить? – Дани плакала. Она и радовалась, и волновалась не меньше Криссы. – Почему тебе нельзя жить с нами, пока все не свершится?
– Не говори глупостей, Даньяза, – прервала ее старшая послушница. – Женщина, назначенная в жены автарку, не может жить в Улье. А вдруг кто-то… а вдруг она… – Крисса нахмурилась. – Нельзя, и все тут. Он – воплощение бога на земле!
Когда старшая послушница ушла, Киннитан начала собирать свои вещи и складывать их в мешок: костяную резную расческу, подаренную ей матерью в день призвания к священным пчелам, бусы из полированного камня – от братьев, крошечное металлическое зеркальце – от сестры, нарядное платье, что она не надевала со дня посвящения в сестры Улья. Она размышляла над вопросами Дани, но так и не нашла что ответить подруге. Киннитан не имела понятия, что ее ждет впереди, почему заметили и избрали именно ее. Но одно она знала наверняка: отныне она больше не была человеком, по крайней мере для сестер Улья. Она стала историей.
«Теперь я – та девушка, которую заметил и выбрал автарк. Они будут говорить обо мне всю ночь. Будут гадать, не произойдет ли нечто подобное еще раз – может быть, с кем-то из них. Для них это замечательная романтическая история, как старая сказка про Дасмета и девушку без тени».
– Не забывайте меня, – неожиданно для себя самой попросила Киннитан.
Дани изумленно взглянула на нее.
– Забыть тебя? Кин-я, это же невозможно!..
– Нет, я не о том. Не забывайте настоящую Киннитан. Не сочиняйте про меня глупых историй. – Она взглянула на подружку, умолкшую от изумления. – Я очень боюсь, Дани.
– Выходить замуж совсем не страшно, – сказала подруга. – Старшая сестра говорила мне… – Она вдруг испуганно замолчала. – Интересно, боги делают это так же, как люди?
Киннитан покачала головой: Дани не сможет понять ее.
– Как ты думаешь, тебе позволят зайти ко мне в гости?
– Что? Ты хочешь сказать… в обитель Уединения?
– Ну конечно. Туда не пускают только мужчин. Прошу тебя, обещай, что придешь.
– Кин-я… Да! Я приду, как только сестры позволят!
Киннитан обняла Дани. В дверь комнаты послушниц заглянула госпожа Крисса и напомнила, что солдаты за воротами храма уже заждались.
– Не забывайте меня, – шепнула Киннитан на ухо подруге, – не превращайте меня в какую-нибудь… принцессу.
Растерявшаяся Дани лишь кивнула ей на прощание. Киннитан взяла мешок с пожитками и последовала за старшей послушницей.
– И еще одно, – сказала Крисса. – Мать Мадри хочет кое-что сказать тебе на прощание.
– Сама… прорицательница? Мне?
Мадри не могла видеть Киннитан: со дня первого своего появления в Улье девушка ни разу не оказывалась рядом с прорицательницей даже случайно. Неужели и эта величественная женщина жаждет выразить свою благосклонность избраннице автарка? Впрочем, Киннитан полагала, что это общая обязанность.
«Он сказал, что я не уродлива, и это самые хорошие его слова обо мне, – думала она. – Маловато, чтобы считаться милостью, не так ли?»
Они прошли сквозь самую темную часть Улья. В воздухе раздавалось сонное жужжание пчел. Звук проникал через вентиляционные шахты в стенах и был слышен в любом уголке храма. Впрочем, если пчелы и заметили уход одной из младших послушниц, это их не взволновало.
В комнате пахло лавандовой водой и сандаловым маслом. Мать Мадри сидела на стуле с высокой спинкой.