Киннитан находилась совсем близко от автарка, и ей казалось, что она чувствует жар его тела, словно он – железная статуя, простоявшая целый день на солнце. Она представила, как длинные пальцы царапают золотыми напалечниками ее кожу, как над ней склоняется лицо повелителя…
– Поднимись.
Это произнес сам автарк. Киннитан встала и покачнулась так резко, что старший министр был вынужден сухой старческой рукой поддержать ее за локоть. Бесцветные глаза живого бога скользнули по телу и лицу девушки, потом снова по телу. Во взгляде не было страсти, не было ничего человеческого: она чувствовала себя тушей, висящей на крюке в магазине мясника.
– Она немного худа, но не уродлива, – заявил автарк. – Теперь она должна жить в обители Уединения. Отдайте ее старой Кузи и скажите, что за девочкой нужен особый, очень тщательный уход. Пангиссир объяснит, что от нее требуется.
К своему удивлению, Киннитан сумела поднять взгляд и посмотреть автарку прямо в глаза. Как будто со стороны она услышала собственный голос:
– Повелитель, я не знаю, почему ты выбрал меня, но я сделаю все, чтобы услужить тебе.
– Да, ты будешь хорошо мне служить, – согласился он и засмеялся странным смехом, похожим на детский.
– Могу ли я обратиться к тебе с просьбой, о повелитель?
– Ты должна называть повелителя воплощением бога на земле или Бесценным, – строго заметил старший министр.
Собравшиеся начали перешептываться, удивленные ее дерзостью.
– Бесценный, могу ли я попросить тебя?
– Можешь.
– Могу ли я попрощаться с моими сестрами в Улье, с моими подругами? Они были очень добры ко мне.
Он некоторое время пристально смотрел на нее, потом кивнул.
– Джеддин, выдели стражников, чтобы они сопровождали ее для прощания и помогли взять из храма все, что она пожелает. Потом она должна поселиться в обители Уединения. – Он чуть прищурил блеклые глаза. – Может быть, ты не рада той чести, что я оказал тебе, девушка?
– Я… я очень потрясена, Бесценный. У меня не хватает слов, чтобы выразить, насколько я счастлива.
Киннитан стало по-настоящему страшно. Ей с трудом удавалось говорить так, чтобы автарк ее слышал, хотя их разделяли лишь несколько шагов. До остальных собравшихся в зале звук голоса девушки не долетал вовсе.
Киннитан шла по коридорам дворца-сада в сопровождении «леопардов». Она слышала об этом дворце раньше, а теперь он станет ее домом на всю оставшуюся жизнь. Мысли кружились в голове, словно пары фимиама.
«Почему он хочет именно меня? Он ни разу не видел меня до сегодняшнего дня. Он сказал «не уродлива»? Так говорят, когда женятся по сговору. Но ведь у меня ничего нет. Мои родители – никто! Почему среди сотен других девушек он выбрал именно меня?..»
Джеддин – мускулистый воин с серьезным лицом, капитан отряда «леопардов» – пристально смотрел на Киннитан. Вероятно, он давно уже ее разглядывал, но заметила она это только сейчас.
– Госпожа, я прошу прощения, – заговорил он. – Я не могу дать вам много времени на прощание. Нас ожидают в обители Уединения.
Она кивнула. У Джеддина был жесткий взгляд, но блеск его глаз казался более человечным, чем у других солдат, стоявших позади автарка.
Девушки в Улье уже знали о ее приходе.
«Возможно, таково предсказание оракула», – подумала она с горечью и болью.
Она уходила от золотых пчел, и это ее пугало. Страшно менять девичий приют Улья на тюрьму обители Уединения, где жили одни женщины. Несмотря на оказанную ей честь избрания, нельзя сказать, что перемены ведут к лучшему.
Видно было, что главная жрица Раган гордится ею, но все же прощание вышло прохладным.
– Для нас это большая честь, – сказала Раган, целуя Киннитан в обе щеки, прежде чем вернуться в свои покои.
А вот Криссу искренне огорчало расставание с Киннитан, хотя лицо старшей послушницы светилось от гордости.