О, божественный, смиренно поклонился он. К тебе мать наследника, твоя супруга.
Фараон кивнул, чуть сдерживая вздох раздражения. Слуга удалился.
Царица вошла быстрой суховатой походкой стареющей женщины и направилась прямо к трону. В ее лице не было сходства с фараоном, но даже признаки увядания не могли скрыть ее былую красоту. Поверх калазириса на царице была надета накидка из легкой полупрозрачной ткани, которая облачной дымкой летела по воздуху за своей обладательницей.
Не дойдя несколько шагов, царица опустилась на колени и низко склонила голову перед повелителем Египта:
Да славится мой ослепительный супруг, воплощение Амона!
Встань, моя дорогая, воплощение богини Мут, дружелюбно ответил фараон. Встань и приблизься.
Царица поднялась с пола и, наклонив голову, медленно подошла к мужу, не сводя с него внимательного взора, от которого фараону стало не по себе.
Как твое здоровье, Амонхотеп? Хорошие ли ты видишь сны, когда небесный свод становится черным, и его покрывает золото звезд?
Властитель знал эту женщину, и эту ее особенную манеру, с которой она сейчас подбиралась к нему. Всё это заставляло его насторожиться. Надо было понять, с чем царица пришла к нему.
Все хорошо во мне, фараон попытался спрятаться за маской благодушия. Здоровье и сон благословенны богами. Но мои мысли полны тревоги за судьбу нашего сына, он вспомнил только что окончившуюся беседу со жрецами и помрачнел.
Амонхотеп болен? встревожилась царица.
Нет, поспешно ответил властитель. Но наследник, подобный божественному Хонсу, далек от утех и радостей земных он поглощен учебой в храме.
Царица присела на пол у ног фараона и теперь преданно смотрела на своего супруга снизу-вверх:
Ты хочешь сказать, что он чужд плотским интересам и любви?
Насколько я понял, теперь для него существует только одна любовь к богам. Он так ревностен, что моим жрецам пришло в голову сделать из него себе подобного. Фараон начинал вскипать.
Царица нежно коснулась щекой его ступни:
Успокойся, божественный! Он еще очень молод, чтобы мыслить самостоятельно, а правила, внушаемые ему в храме, для него пока единственный закон, которому он следует.
Ему уже шестнадцать! продолжал горячиться фараон. А сколько ему будет, когда он станет жрецом? И кому я передам Египет? Амонхотеп в ярости вскочил с трона и резко обернулся к царице. Кто сменит меня?
О, божественный супруг начала царица.
Но он перебил ее:
Мне известны планы этих служителей бога! Они на протяжении долгих лет рвутся к власти. Жрецы всегда хотели диктовать Египту свою политику и даже смеют навязывать фараону собственные пожелания, кого бы они хотели видеть на троне его могущественного государства. Я чувствую, они подбираются все ближе, сжимая меня кольцами, как змея, и вот-вот возьмут за горло он прошел к трону и устало опустился на него. Боюсь, мой наследник утерян для Египта навсегда.
Почему? царица испуганно взглянула на него.
Он станет не властителем, а жалким исполнителем воли жрецов, через силу проговорил фараон. Он уже сейчас их раб!
Успокойся, божественный! царица кошкой ластилась к ногам повелителя. Неужели ты думаешь, Амонхотеп позволит, чтобы им кто-то повелевал?
Ее руки продвигались вверх по ногам супруга, каждое движение выдавало желание, страсть изголодавшейся по ласкам женщины. Но фараон, поглощенный ходом своих мыслей, этого не замечал.
Я ничего не знаю, казалось, владыка говорит сам с собой. Я никогда не понимал и не любил его. Но он всегда был умен. И только это заставило меня объявить наследником его.
Амонхотеп единственный из твоих детей, действительно достойный этого! царица улыбнулась, приподнимаясь на колени и глядя в глаза мужу; ее рот был полуоткрыт, а дыхание участилось.
Я собирался объявить наследником старшего сына, но боги призвали его к себе раньше, чем я успел это сделать, не замечая нежности царицы, продолжал фараон. Да, у меня много женщин, еще больше детей, но никто из них не может претендовать на трон.
Что ж, невинно вздохнула царица, вплотную приближаясь к лицу властелина Египта. Двадцать пять лет твоего мудрого царствования ты плохо заботился о наследнике.
Эти слова пощечиной ударили фараона.
Он с трудом выдержал паузу, после чего медленно отстранил от себя царицу и угрожающе произнес: