Мы опять перешли на легкую трусцу. Редкий дубовый лесок и кусты акации закончились. Впереди раскинулось обширное и ровное, как тарелка, поле, а линии фронта не было. Была граница соприкосновения с противником, но где она никто не знал.
Двигаться в колонне становилось опасно. Старлей, забравшись на какую-то кочку, стал напряженно всматриваться в бинокль. Он протирал линзы собственных очков и мутные китайские окуляры Bassell, и опять до боли шарил по пустым посадкам, полям.
«Что таят эти мирные украинские перелески? Не спрятана ли где-нибудь вражеская батарея?» думал каждый из нас.
Хоть наденьте глаза на морду, хоть нет, невесело лепетал Моня, размазывая грязь по лицу, это же почти арена Киевского Динамо, тут как голому в баню. Там прячутся, эти сволочи, которые нас так любят. Хотят, чтобы дырок в наших телах было гораздо больше, и мы уже начинали тихо-мирно вонять.
Не каркай, прервал его Гаврилов.
Старлей последний раз тревожно посмотрел на нас, и прозвучала неуверенная команда:
Рассредоточиться! Больше пяти не собираться! При обнаружении двигаться короткими перебежками!
Голос у него был хороший, низкий, мужской и наверно он стал бы настоящим командиром, но надо было ему пережить этот день. А там может и год будет по силам?! Кто знает, что будет через год? На такой срок никто загадывал.
Распределились мелкими группами, по три-пять человек. Мы как в тире! Нас видать отовсюду.
Пирожочки, пирожочки из мясом! бухтел Моня.
Какие пирожки? поинтересовался я, переводя дух.
Это мы! Пирожочки: «Доживу ли до утра?» Да. Горяченькие! Налетай «сепара». Подешевело!
Да прорвемся Моня! скрепя сердцем, выдыхал я. Должны. Всех не побьют.
Удивительно, но ни одного выстрела с той стороны не было! На войне иногда везет. Нам подфартило, никто не стрелял. Наконец, к полудню притопали наконец туда куда надо. Измотанные, но все же дотащились. Но там еще ночью без нас все решилось. «сепара» или проверяли бдительность или устраивали разведку боем. Не добившись успеха, они отступили. Вторую половину ночи все, кроме дозоров, спали, а мы шастали и давали двойного кругаля.
Старлею повезло: трибунал отменялся. Аннуляция приказа поступила через пятнадцать минут, после того как мы вышли из расположения, но мы об этом не знали. Если бы была исправна радиостанция, нас бы просто сразу вернули в назад.
А солнце палило нещадно. Мы сгрудились под тремя худосочными тополями, ища спасительную тень. Вниманием опять завладел Лопушок забравшись на снарядный ящик.
Но он поднял палец, как всегда, делали старые одесситы, когда требовали внимания к информации, я попытаюсь «Чуточку» рассказать о, увы, канувшем в лету славном старом городе, до того, как его заполонили «Рэднеки». Наш сапожник Изя, сей «Homo odessites» на Новом базаре, что трудился наверно со дня основания города, несмотря на всеобщее среднее образование, ежедневно в полдень вывешивал на двери своей мастерской табличку, где в слове из четырёх букв было три ошибки: «Апет». Но все понимали. Однако я дико извиняюсь, но Изя, по существу, был прав. Командиры! Война войной, а обед таки по расписанию?!
Мольба Мони повисла в воздухе. На нас не рассчитывали. Местное начальство было нами не обрадовано мы раскрывали расположение передовой линии обороны.
Лейтенант! Что за бардак вы тут устроили! хрипел серый от пыли незнакомый майор. Стройте людей и линяйте! Быстрей мать вашу, вояки хреновы!
Мы успели сделать запасы теплой воды из штабного бака и практически опустошили его. Они, очевидно, позднее вспомнили нас неласковым словом.
Граждане командиры и куда делся порядок?! Я же насчет обеда потерянным голосом продолжал вещать Моня, пытаясь достучаться до совести тех, от кого это зависело.
Правильно!
Верно! раздавались одобрительные голоса.
И шоб мы так стреляли, как вы нас кормили, не унимался почувствовавший поддержку Лопушок.
И вдруг просвистели три шальных снаряда. Разрывы были не близкие, но они сорвали нас. Мы, как ветер, торопливо рванули обратно. Тут уже не до еды.
Пробежав небыстрым галопом с километр, мы свернули в лесок, и нестройная колонна окончательно распалась. Оказывается, ночью собираясь в спешке, некоторые в темноте не нашли носков; надели ботинки на голую ногу и сбили их до кровавых мозолей. Сержанты засновали от одного к другому и вперемежку с трёхэтажными показывали, как правильно обработать раны, завернуть бинтами ступни. Матерки в армии часто не для ругательств, а просто для связки слов так удобней и доходчивей.