Било,подбрасывало,трепало машинуна
пустынной,всемизабытойдороге.Раненыйпогрузился в тяжелоезабытье.
Виделась ему раздавленная крыса. В Вейске во время дежурства он частоходил
в блинную, расположенную в самом центре города, но в тихом переулке и оттого
малолюдную. Здесь работали весе лые румяные девки в пышных капорах из марли.
Они не жалели для Сошнинамасла,подсушивали блины на сковородке до хруста
-- как тетя Лина.
Едутоднажды милиционеры на дежурной машинепозеленомупереулкуи
зрят:изстарого,подгнившегодомачерезпереулокв блиннуюшествует
огромная, пузатая крыса с гусарскими усами. Шоферприбавилскорость, крыса
смертновзвизгнула.К вечеру наземлеосталсяклочок шкурки:городские
санитары -- вороны склевали падаль. С тех пор Сошнин не заходил в блинную, и
стоило емуеевспомнить--являласьдородная,брюхатая крыса -- иего
начиналовыворачивать. В путиот Починкавыворачивалотак, чтоначались
спазмы в сердце. От приступов рвоты пузырилась из раны кровь.Раненый ослаб
за дорогудо того, что весь догорлапогрузился в желтую навознуюжижу и
каким-то,емууженепринадлежащимусилиемвздымалголову,недавал
захлестнутьжарко распахнутыйротвонючимпотоком, носкрысойничего
поделать не мог --она всевизжала и визжалапод ним, особенногромко на
разворотах, почему-то рожая и рожая мокрых, голых крысят.
Выехали наасфальт, крыса смолкла, ноотделилась от туловищаголова,
загремела по железному полу, катаясь из угла вугол. Вот и голова хрустнула
под колесами,правда, безвизга, и осталасьна растрескавшемсяасфальте,
бескровная, соткрытымиживымиглазами. Возле дороги, навершинах черных
елейсидели черные вороны, чистили клювы оветки,собираясьрасклевывать
голову. Начнутони ее с глаз, с живых, серо-голубоватых, с детстваведомых
Леониду глаз русского северянина.
-- Голову!.. Забыли мою голову! Голова-а-а-а! Подбе-ри-и- ите-э!
Ему казалось,он кричал такгромко, что его слышно дажеворонам,и,
спугнутые криком, они разлетятся, не тронут голову. Но он лишь слабо шевелил
губами,истерзанными до мяса.Что-топрикасалоськним,обжигалорот,
пронзало ноздри, ударяло в то место, где должна быть голова, и он хотя бы на
короткое времяполучал передышку, сознавая, чтожив, чтоголова с ним, на
месте.
Но вотна месте головы замелькал свет милицейской мигалки-вертушки, но
не синим и не красным светом моргала вертушка, а почему-то иавозно-желтым, и
снова задирал раненый лицо, не давал жиже залить рот, ноздри, но желтые валы
наплывали неумолимо, медленно, будто сера изподрубленного дерева. Слепляло
рот Леонида, склеивало нутро, душилоидушило горло, судороги отнехватки
воздуха скрючивали его, вязали в узел, рвали жилы.
Навалившись негрузным телом на Сошнина, не в силахуспокоить, удержать
конвульсии раненого тела, деревенская фельдшерица заливалась слезами:
--Миленький.