Ипосейчас виднотоместо,где быламельница.Трагично иодиноко
наклонился над речкой старый тополь, когда-то плескавший листвой над кровлей
колхозной мельницы, дававшей приют множеству птах и тень помольщикам, ждущим
очереди на засыпку зерна.
Яр все моет имоетвеснами, скоро топольупадет,колеса,шестерни,
жернова, настил мельницы почти уж затащило тиной и курумом -- супесью, речка
норовит спрямитьрусло, размыть насыпь. Ох ужэта норовистая речка! Чем-то
онапохожа на нас-- все-томыспрямляем пути, размываем насыпи, но пока
спрямляем, глядишь, еще большая загогулина в жизни вышла...
Новот пришлаогороднаяпора, и ожила деревушка Быковка. Из угарных,
скособочившихсяизб вышли на свет хозяйки; принялись чинить городьбу,жечь
огородный хлам и прошлогоднюю картофельную ботву;кислымдымом из огородов
потянуло;за соседнейбанейпрооралруководящим голосом петух, взмыкнула
корова, а вон и давно привычныйкрик слышен: "Парушка! Ты завтре приходи на
помочь!.." В Быковке издавна все делается артельно. Поодиночке женщинам было
бысжизньюнесовладать.Первойвработе,любой,особеннокоторая
потяжелее, всюду была и есть Паруня, попросту Парушка-- это она вот копала
землю за речкой, помогала бабушке Даше.
В грузно шагающей женщине, какбы остановившейся в одном возрасте, уже
трудно угадать ту голенастую, румянощекую девку,которая,таясьот зорких
бабьих глаз, непереставаяправить крестьянскую работу, выносила ребенка и
однажды потихонькуродила его, спрятавшисьна сеновале.Ослабевшую, перед
всеми виноватую, но просветленную во взгляде, нашли ее бабы. "Дура ты, дура!
-- сказали ей. --Да нешто с этим делом прячутся?!" И увели молодую матьв
тепло, в избу.
Данесулил, какговорится, Бог долгого веку дитю Паруни.Однаона
скороосталась,ходиламолчаливая,смотрелавземлю.Ипосиюпору
придавившая ее в молодости сутуловатость осталась, горбистей спина сделалась
даровнобывытянулисьбольшие руки скривымипальцами,навсегдауже
сведенными в горсть пашенной работой и простудой.
От кого было дите, кудадевался тот ухорез, что искусил молодую девку,
-- бабы никогда не узнали, хотя пытались,охкакпытались это сделать, --
первая и последняя любовь Паруни была и осталась для всех тайной. Я иной раз
глядел на нее и в чем-то, где-то угадывал-- она не забыла о голеньком дите
ио летучейлюбви,дорожитэтимвоспоминаниеми оттогоникомуего не
доверяет.
Большеничеговыдающегося кжизни Паруши не случалось. Наведывались,
конечно,в гостимимоходныемужики; старый пасечник одновремя наладился
угощать Парушу медом, да и сам я слышал и видел,как заливалась она громким
смехом и вертеласьвозлетаганка, на котором клокотало варево, когдабыло
брошено взаречные местана копку картошек однобравое саперное войско, и
носатыйсержантвначищенныхваксой сапогах,сомножествомзначков на
гимнастерке,все норовил ущипнуть Паруню,аона взлягивала,отбиваясь от
наседающего воина: "Да подь ты к чемару, лешой!"
Родиласьи вырослаПаруня в Быковке.