Как же вы можете оставаться таким спокойным, таким равнодушным?! прикрикнул батлер, не выдержав молчания и безучастия к своим обращениям.
Георгий фыркнул, отодвинулся со стулом назад и прогулочным шагом направился к другому концу обеденного зала. Попытки старика достучаться до него были тщетными. Он вновь закрыл лицо ладонями.
Его хозяин между тем молчаливо брел к своему самому любимого глиняно-медному фортепиано, стоящему рядом с высоким и грубым винным шкафом. Редкостная вещица. Раритет. Достался ему на черном аукционе за баснословные деньги местами поцарапан, но при том отполирован им лично до дыр.
Сквозь пальцы Паоло с ужасом наблюдал, как его синьор погладил инструмент, словно пушистое домашнее животное, уселся на стул и принял подготовительную позицию перед игрой: локти Георгия расслаблено опустились, позвоночник и макушка головы вытянулись к потолку, грудная клетка раздулась и замерла. Ресницы коснулись лиловой кожи под глазами.
Он трепетно прощупал белые клавиши, точно боялся обжечься, и разыгрался легкой пяти нотной мелодией. Голова покачивалась в унисон с переливами и только изредка поглядывала вниз на нотную тетрадь. Звуковые волны подхватывали на лету все тяготящие суждения и уносили их назад в плен безмолвия.
Лишь одного воспоминания о ней достаточно, чтобы обезумить. Лишь один ее силуэт на задворках памяти и срочна нужна сигарета или дефибриллятор. Опять!
Георгий грянул всеми перстами слева и справа ударом мастера. Стаккато! Пальцы в бешеном ритме двинулись с разных краев клавишного ряда навстречу друг другу, изливаясь отголосками грома и нежных свирелей. Невыносимо.
Батлер поднял голову и застыл. Он был поражен.
Шопен этюд опус 25 номер 11. произнес он нечаянно вслух и, не веря ушам, побрел на другой конец зала к источнику звуков. Идеально.
Георгий играл безошибочно и четко. На эмоциональном пике композиции он с акцентом ударил по клавишам и задержал руки в воздухе.
Тебе не о чем беспокоиться. резко отрезал он оторопевшему Паоло, не отрывая взгляда от черно-белого ряда. Фух
Георгий выдохнул, и его грудная клетка вновь сдулась. Плечи обмякли.
Облегчение. Он вновь положил руки на корпус своего бежевого друга и продолжил играть в импровизированной форме легкую кантилену.
Что вы намерены делать, синьор? Я ломаю голову и не могу понять ваших мотивов. Что же вы сотворили Семья этой девушки убивается от горя; телевидение, пресса ее лицо повсюду.
Паоло. причмокнул губами Георгий, наслаждаясь гаммами. Анна просто пока побудет нашей гостьей. Уверен, ей очень понравится в моем поместье.
Боюсь, вы окончательно потеряли всякое чувство меры. Я долго размышлял и пришел к выводу, что моя совесть не позволит находиться с вами в одной упряжке. При всем уважении к Вам, синьор Кавалли, заявляю: я вам в этом деле не помощник!
Еще какой помощник! прорычал Георгий, ударив кулаками по беззащитным струнам. Ты мне будешь великолепным помощником, и, я смею надеяться, преданным другом! У тебя, как, впрочем, и у Анны теперь есть только одна жизнь жизнь по моим правилам. Никакой другой жизни у тебя не будет, ты меня понял, Паоло?!
В коридоре послышались приближающие шаги.
Гнев мужчины усмирился: он встал из-за инструмента, поправил свой пиджак и прошипел, поглядывая по сторонам:
Приведи себя в порядок! Завари себе успокоительной травы или запишись на дельфинотерапию; делай что хочешь, но не угнетай меня больше своими жалобами и нытьем!
В холле послышались женские голоса и бряканье швабр.
Это бремя меня задавит, синьор! сурово прошептал в ответ батлер. Лучше умереть, лишь бы не быть свидетелем этого позора! Как же вы могли? Я надеялся, что горький пример вашего покойного отца хоть чему-то вас научит.
Зрачки Георгия расширились от ярости.
Никому! Никому в этом доме я не позволю упоминать об этом человеке! Тем более, называть его моим отцом! Раз ты не боишься смерти, хорошо подумай, а так ли бесстрашны твоя любимая дочь Ребекка и пара ее чудесных близнецов?
На лице старика отпечаталась гримаса ужаса. Потеряв дар речи, он растеряно отвел взгляд в сторону.
Не бойся. Я знаю тебя, и знаю, что ты все сделаешь правильно. ослабил напряжение его хозяин. Пойми, это не блажь и не каприз. Анна мне дорога, и я не причиню ей зла. Моя и твоя задача оберегать ее здесь от других и от себя.