И когда курс наконец стартовал, на удивление, молчание оказалось самым простым и очень комфортным, а вот медитировать сидя почти час было невыносимо трудно. Даже 20 минут представлялись нескончаемой вечностью: постоянно открываешь глаза, чтобы посмотреть, сколько же осталось до завершения, а минутная стрелка на часах словно сломалась и едва сдвигалась с места Вот когда мысли собирали свою огромную армию и начинали атаковать. Тогда вспоминалось все самое тяжелое, наболевшее. Тогда лились слезы и от жалости к себе за прожитое ранее, и от неспособности стойко перенести (просидеть) происходящее сейчас.
Нас учили: наблюдайте за дыханием, как происходит вдох, следуйте за ним, а затем выдох. Это раз. Затем снова вдох и выдох, это два. Досчитав до 5, обнуляем счет и продолжаем наблюдать и считать вдохи и выдохи. Это методика для абсолютных новичков, чтобы занимать ум, дать ему за что зацепиться и контролировать его такими пятерками на протяжении 45 минут сессии. Но не тут-то было, ум всегда умудрялся контролировать меня!
Вот я наблюдаю свое дыхание. Происходит вдох, за ним не очень-то последуешь он как-то быстро случился. Ладно, теперь выдох, и это раз. Ой, а жарко-то, и кондиционеров нет. Хотя, может, с кондиционером было бы еще хуже, от него ведь я обычно мерзну. Ой, о чем это я думаю?! Мне же дыхание считать надо! Сколько там было? Ах, ладно, сначала Вдох снова проходит быстро, за ним тут же следует выдох, это раз, теперь новый вдох, и вы- выходит и правда лучше без кондиционера, ведь я когда в Израиле жила, бежала из офисов и магазинов на улицу с радостью, чтобы снова прогреться. Да уж, жизнь моя в Израиле не сложилась и для чего мне был дан этот Израиль? Я ведь и язык выучила, и к климату привыкла, и друзья у меня там, и работа всю жизнь свою заново построила. И что с этим опытом делать? Зачем оно все надо было? Почему со мной произошло? Как же я скучаю ведь часть меня осталась там, ведь я думала, это навсегда, ведь
С носа капает слеза на губы, автоматически вытираю рукой, и тут вспоминаю: да я же не должна шевелиться! Ой, ведь и думать я не должна! У меня же дыхание, досчитать до 5. Куда тут?! Хотя бы до 3 дойти бы. И начинаю снова И опять счет прерывается мыслями о моей несчастной долюшке. Слезы-сопли текут из-за затекшей ноги, жуткой жары, назойливых мух и всех этих неудобств, перемешанных с воспоминаниями о несчастной любви и никак окончательно не забываемом образе того, кого любила, воспоминаниях об опыте быть мамой, угрызениях совести за вынужденное снятие с себя ответственности за девочку, ставшую мне дочерью, с которой даже толком не попрощались, не поговорили о том, что я уеду навсегда и что я ее люблю
Зачем все это было со мной? Оно ведь ни к чему не ведет, просто оборвалось, и снова мне жизнь начинать сначала
Такими вопросами я задавалась долгие годы. Я себя терзала и никак не находила ответа. И даже когда поняла, что искать его бессмысленно что было, то прошло, то на уровне восприятия ничего не изменилось. Прошлое жило во мне и доставляло боль. Не могла забыть, не могла отпустить. Я носила с собой свою ношу страданий от покидания уже родной мне страны, истрепанной и пренебреженной любви и разлуки с дорогим мне человечком, тогда дочерью. Я лелеяла свои страдания, даже находя в них какое-то упоение, пока ни приняла их, поняв, что такова моя жизнь и никуда от этого не деться. И, оказавшись на берегу знаменитой в Индии реки Ганга, в священном городе Варанаси, чувствуя особую энергию этого места, я стояла на рассвете лицом к водам, уносящим останки пепла тел индийцев, сожженых в традиционной церемонии на ближайших гатах4, и призывала Гангу забрать и то, что сгорело во мне, освободить меня от этой ноши
Теперь же на более серьезном курсе випассаны, когда я уже проделала определенную работу над собой, да и просто отдалась жизни будь что будет, когда я применяла на практике насколько могла осознанно понятия непривязанности, принятия, когда я знала об уловках ума, который заводит нас в дебри своими интерпретациями событий и ситуаций, дыхание моей жизни во время практики медитации проживалось иначе.
Воспоминания все еще приходили. Грусть все еще посещала. Но теперь я не забывалась в проживании страданий снова и снова, а смотрела на них и себя со стороны. Я больше не становилась сама целиком этим страданием. Испытывая боль, я знала, что я и боль разделимы, и видела, откуда она идет. Боль шла от ума: от мыслей, привязанности к тому, как было когда-то, и отторжением того, как стало потом, от ощущения нехватки контроля над ситуацией и восприятия себя такого важного человека, единицы этого мира, как незаслуженно обиженного, несчастного.