Эти глаза могли быть мрачными, как хмурое свинцовое небо; могли
метать искры,отливая стальным блеском обнаженного меча;могли становиться
холодными, какполярные просторы,илитеплымиинежными.Ив нихмог
вспыхиватьлюбовный огонь,обжигающийивластный, который притягиваети
покоряетженщин,заставляяихсдаватьсявосторженно,радостнои
самозабвенно.
Новернемсякрассказу. Яответил капитану, что я непастори,к
сожалению, не умею служить панихиду, но он бесцеремонно перебил меня:
--Ачем вы зарабатываете на жизнь? Признаюсь, комне никогда еще не
обращались с подобным вопросом, да и сам я никогда над этим незадумывался.
Я опешил и довольно глупо пробормотал:
-- Я... я -- джентльмен.
По губам капитана скользнула усмешка.
--У меня есть занятие, яработаю, -- торопливо воскликнул я,словно
стоял передсудьейинуждалсяв оправдании,отчетливосознавая в то же
время, как нелепо с моей стороны пускаться в какие быто ни было объяснения
по этому поводу.
-- Это даетвам средства к жизни? Вопрос прозвучал таквластно, что я
был озадачен, -- сбит с панталыку, каксказал бы Чарли Фэраи молчал, словно
школьник перед строгим учителем.
-- Кто вас кормит? -- последовал новый вопрос.
-- У меняесть постоянный доход, -- с достоинством ответил я и в ту же
секунду готов был откусить себе язык. --Новсеэто,простите,не имеет
отношения к тому, о чем я хотел поговорить с вами.
Однако капитан не обратил никакого внимания на мой протест.
-- Кто заработал эти средства? А?.. Ну, я так и думал: вашотец. Вы не
стоите на своих ногах -- кормитесь за счет мертвецов. Вы не могли бы прожить
самостоятельно исуток,не сумели бы триразав деньнабить себе брюхо.
Покажите руку!
Страшная сила, скрытая в этом человеке, внезапно пришла в действие,и,
прежде чем я успелопомниться, оншагнул ко мне, схватил мою правую руку и
поднес кглазам.Япопыталсяосвободиться,но егопальцыбезвсякого
видимогоусилия крепче охватилимоюруку,и мне показалось,что уменя
сейчасзатрещаткости.Труднопритакихобстоятельствахсохранять
достоинство. Я не мог извиваться или брыкаться, как мальчишка, однако не мог
ивступитьвединоборство сэтимчудовищем,угрожавшим одним движением
сломать мне руку. Приходилось стоять смирно и переносить это унижение.
Тем временем у покойника, как я успел заметить, уже обшарили карманы, и
все, что там сыскалось, сложили на трубе,атруп, на лице которого застыла
сардоническая усмешка, обернули впарусину, и Иогансенпринялся штопать ее
толстой белой ниткой, втыкая иглу ладонью с помощьюособого приспособления,
называемого гарданом и сделанного из куска кожи.
Волк Ларсен с презрительной гримасой отпустил руку.
-- Изнеженная рука -- за счеттех же мертвецов.