Маленков дёрнул щекой: Берия даже в себе не мог находиться достаточно долго для того, чтобы дать визави шанс прийти в себя от предшествующего «явления Лаврентия Палыча». Но Берии было не до переживаний, тем более, не своих, а Маленкова: «шампанское откупорено» и «труба зовёт». Со всеми вытекающими последствиями в обоих случаях. Пришлось Георгию Максимилиановичу включиться.
Как удалось?
Губы Берии растянулись в неподражаемо-ядовитой ухмылке.
Этому извергу наплели, что происходит хм плановая ротация войск. Теперь она в нескольких часах хода от Кремля
Глава восьмая
Ведомые Мясниковым, Лукомский и Тареев вошли в залу. Берия глазами показал Мясникову на стул.
Садитесь, профессор, и пишите.
В следующий момент на столе перед доктором оказались чистый лист бумаги и «вечное перо», как иронически называл Берия автоматическую поршневую ручку, подаренную ему Микояном, не так давно побывавшим с визитом в Вашингтоне.
Что писать? почему-то откашлялся Мясников, так, словно ему предстояло держать не письменную, а устную речь.
Берия на мгновение задумался.
Ну, пишите, что с такого-то по такое время мы укажите регалии всех троих наблюдали больного такого-то, который по информации таких-то лиц был обнаружен там-то и тогда-то в таком-то состоянии. Обследованием больного установлено, что
Берия развёл руками, и почти благожелательно улыбнулся.
Ну, и далее опишите всё, что установлено, а также то, какие меры лечения принимались. Да, особенно отметьте то обстоятельство, что вы все, единогласно, пришли к заключению о причине заболевания больного: кровоизлияние в мозг ну, и всё такое прочее из вашего ассортимента. Не забудьте указать, что лечение производилось как это вы, там, говорите?
Симптоматическое? спросил-подсказал Мясников.
Вот-вот: симптоматическое! удовлетворился и подсказкой, и характером лечения Берия. И не забудьте отметить прогрессирующий характер течения болезни и необратимый характер изменений в организме больного. И самое главное
Берия по очереди расстрелял взглядом всех троих профессоров. Судя по матовой бледности кожных покровов их лиц, он не промахнулся.
Вы должны в заключение отметить то, что надежд на выздоровление этого гада товарища Сталина нет никаких, что он обречён, и финал нет, это будет не вполне уважительно к этому негодяю, не заслуживающему никакого уважения! Лучше так: и смерть его дело ближайших двух нет, двух нам не хватит: нескольких часов А для самых твердолобых напишите, что агония уже началась!
Берия и Маленков, увлечённые один дачей наставлений, другой очередным погружением в себя, и не заметили, как Сталин проснулся. Снотворное оказалось дозированным на удивление точно. Хотя, удивляться тут было нечему: дозировал профессионал, как по части лечения, так и «совсем даже наоборот».
Увидев Берию и услышав его эпитеты в свой адрес, Сталин медленно прикрыл глаза. Так, словно получил искомое. Но перед этим, годами натренированным боковым зрением, ибо в политике нельзя смотреть только перед собой: кругом «одни друзья», он успел заметить мелькнувшую в приоткрытых дверях фигуру Браилова.
Ну, вы тут сочиняйте свою эпистолу
Берия всё больше входил в роль нового «кормчего».
а я займусь неотложными делами. Ведь нам теперь предстоит очень много сделать для того, чтобы преодолеть творческое наследие «дорогого вождя»! Да, дядя: натворил дел! Долго нам ещё будет аукаться твоё руководство, «верный ученик» своего «учителя»!
После таких крамольных речей хорошо ещё, если в «первого сокола» только рикошетом! не побледнеть было невозможно. Всем не только медикам, но и соратнику Маленкову. И все побледнели, как положено. Однако это не смутило Лаврентия Палыча, и он продолжил разворачивать тезис:
Не зря говорится: «яблочко от яблоньки» Два сапога валенки! Один другого стоит! Экспериментаторы хреновы! А народу не нужны заоблачные идеи: нашему Ваньке лишь бы гроши, да харч хороший!
Он не удержался и сплюнул, таки, на ковёр. В формате «метил в Сталина и попал в Сталина». А ковёр это, так: аллегорический посредник. Передаточное звено: от себя Иосифу Виссарионычу. Напоследок одарив Сталина ещё одним «любящим» взглядом, Берия решительно поднялся со стула, и столь же решительным шагом направился к двери. На середине пути, ещё ступая по мягкому ворсу персидского ковра, он неожиданно остановился, и хлопнул себя ладонью по лбу.