Жил-был стрелец, удалой молодец!
И была у него жена любительница пшена!
Потому что была она птицею
То ли журавлем, то ли синицею!
Эх, синицею! Ох, синицею!
И эта синица вот, мля!
Удрала от короля!
А король тот, от огорченья
Пожрал прокисшего варенья,
И старинного печенья,
Ну, и помер в страшных мученьях!
Эх, мученьях! Ох, мученьях!
А стрельца с его птицею
То ли журавлем, то ли синицею
Повели тотчас короновать,
А оттуда в кровать,
А оттуда пир пировать!
И я там был, мед-пиво пил,
Рукавицей закусил!
Эх, закусил! Ох, закусил!
Спев, он поклонился, затем хлопнулся на спину и захрапел.
Ехали мы тихим шагом, но к утру следующего дня были уже в столице. У подъемного моста в княжеский замок толпился народ. Смотрели настороженно и шапки ломать, как в деревне, явно не торопились.
Вот и столица! бодро вымолвил, проснувшись, помятый староста.
Как хоть зовется? спросил я.
Ну, дык, если страна зовется Леголэнд, то столица у нас получается Легого!!!
Последнее слово он проревел так громко, что наши кони ответили ему таким же громовым ржанием. По толпе собравшихся прокатилось оживление. А уж когда Штуша решил не ронять морду в грязь и издал свой трубный зов, наши встречающие запрыгали, засвистели и закричали: «Ура!». Подъемный мост со скрежетом опустился, на него выкатили и тут же расстелили красную ковровую дорожку, и уже по дорожке навстречу нам, подпрыгивая, спустился маленький пухленький человечек (я так и не понял, для кого расстилали дорожку для нас или для него?).
Что за представление! кричал он. Гениально! Потрясающе! Я бы и то не выдумал лучше! и он быстро-быстро потер свои руки, словно пытался добыть огонь трением. Так кто из вас рыцарь?
И он строго уставился на Матильду, явно имея в виду ее рога.
Нет, не я, испугалась сестра. Вот он, Герман. Наш рыцарь!
Я церемонно поклонился.
Великолепно! Замечательно! взорвался вновь толстячок. Проезжайте, милостивые государыни, милостивые государи, милейшие кони и существо с невероятным голосом! Прошу! Прошу! Прошу!
Он кланялся так быстро, что я стал всерьез опасаться за его спину, связки и сухожилия.
Простите, попробовал я вставить словечко, а как же кузнец?
А зачем нам кузнец? Не, нам кузнец не нужен, помотал головой коротышка. А это вот ваш оруженосец?
Оруженосец, кивнул я.
О жно сц сказали с седла Бозо.
А где же оружие? удивился толстячок.
Оружия, к сожалению, нету, развел я руками.
Нету, эхом отозвался Прич.
Найдем, энергично кивнул человечек.
«Один вот тоже обещал», с тоской подумал я, пришпоривая коня и въезжая на мост. За мной двинулась остальная компания. Деревенские сдернули кузнеца с телеги, попрощались и долго махали нам вслед.
Как только наша кавалькада оказалась по ту сторону моста, в замке грянул оркестр, выводя какую-то задорную мелодию. Вот только состоял оркестр в основном из волынок, поэтому задорная мелодия состояла из стонов, вздохов, нытья и вытья. Впечатление было такое, будто на стадо баранов уложили бревно и раскатывают их, как тесто.
Наш встречающий ревниво поглядел на нас, пытаясь угадать мнение о музыке. Наши с Тильдой лица были непроницаемы, Причард всхрапнул, и толстячок успокоился. Но не совсем. Он вдруг вскочил, подбежал к оркестру, после короткой борьбы вырвал у одного из музыкантов волынку и принялся ее терзать, увлеченно топая в такт ногами. Я заскрипел зубами и обнаружил, что вношу приятное разнообразие в мелодию. Тильда томно обмахивалась рогатым шлемом. Штуша же был в очевидном восторге от музыки и даже пытался подтягивать, мыча что-то занудное и протяжное.
Впустите собаку! это все же проснулся Причард.
Бом! это Тильда стукнула его шлемом по лбу, после чего мило улыбнулась собирающемуся обидеться коротышке, Делириум тременс. Сик транзит люпус эст. Ад либитум, аут Цезарь, аут нихиль!
Примерно так, перевел я, Бредит, волчара, такова жизнь, черт возьми, нехило!
Превосходно! разинул рот толстячок. Что это за наречие?
Этот друидский, заученно пояснил я, жутко сложный язык.
ГЛАВА 14
«Давши слово крепись, а не давши как хочешь»