Геночкой пусть будет. Надо бы его покрестить, Филипп. Ты батюшку найди где-нибудь. А Дуся и Вася пусть крёстными идут.
Покрестим, обязательно покрестим. Ты только поправляйся скорее! Как славно получится-то, ты послушай: дочь Шурочка и два сыночка Женя и Гена.
Шура, Жеша и Геша, улыбнулась она мужу.
Но на третий день Татьяне стало совсем худо. Её колотил озноб и мучила жажда.
Воды! Пить! Дуся, пить!
Евдокия приподнимала голову Татьяны, и та пыталась напиться талой водой из миски, которую где-то раздобыл Василий.
Молоко у неё не пришло, кормить Гену было нечем. Иногда мальчик просыпался, несколько минут его бессмысленный взгляд блуждал в пространстве.
Глазки у сыночка синие, как небо! Так на Филиппа похож, на папочку своего. Славный наш малыш, Евдокия не выпускала младенца из рук, баюкала и согревала его.
Татьяна вдруг начала причитать:
Помру я, Дуся! Нехорошо мне. Ты уж позаботься о детях.
Танюша, нельзя тебе помирать, и не думай об этом! Деткам мамка нужна. Ты живи, ради них живи! Вот Шурочка с Женей рядом сидят, и Геночка твой ждёт хоть молозива глоточек, подкрепиться ему надо. Что же он у нас на голодном пайке? Приложи-ка его к груди, Таня!
Нету ничего, ни капли, пустая я, заплакала Татьяна.
К вечеру младенец умер. Тихо-тихо так, даже голоса не подал, не заплакал ни разу.
Георгий и Филипп сколотили ему последнее пристанище, вырыли неглубокую ямку рядом с тем местом, где ещё вчера похоронили старика со старухой.
Евдокия собрала Геночку в последний путь: обмыла, запеленала в свой пуховый платок. Она не могла поверить в его смерть. Всё прижимала свёрточек с тельцем к себе и тихонько напевала:
Спи, моя радость, усни. В доме погасли огни, птички затихли в саду, рыбки уснули в пруду, мышка за печкою спит, месяц в окошко глядит
Вы уж извиняйте, что так вышло. С детьми-то тут совсем беда, расчувствовался надсмотрщик Тихон. Царствие небесное сыночку Да простит нас Бог!
Не будет вам прощения ни на земле, ни на небе. Не будет! Никогда не будет! Слышите?!! Никогда! вскричала Евдокия. Вот, смотрите, что вы творите! Вы морите голодом матерей! Вы убиваете детей!
Филипп бережно уложил сына в дощатую колыбельку и понёс к выходу.
Василий и Георгий подняли Татьяну, и процессия двинулась к месту погребения.
Женщины и дети шли сзади: Елена и Евдокия вели за собой крошечных Витю, Капу и Женю, а Прасковья и Шура несли в руках лучины.
Опустили Геночку в мёрзлую землю уже по темноте.
Господи, даруй блаженному младенцу вечный покой со святыми
Филипп встал на колени перед могилкой сына:
Прости нас, сынок! Прости, что не уберегли тебя!
Наш маленький птенчик улетел от нас, теперь он на небесах, прошептала Татьяна и потеряла сознание.
Сотни теней, окруживших могилку, безмолвно следили за сценой прощания.
Первая детская смерть потрясла всех, кто волею судеб оказался в этой заброшенной церкви.
Мужчин стали уводить дальше, в глубь леса, вблизи церкви все деревья уже были срублены. Они подолгу не возвращались, теперь только раз в день им разрешали перекусить и отдохнуть.
Пока мужчины трудились на лесоповале, женщины пытались организовать быт: им удалось выпросить у надсмотрщика котелок, корыто и мыло, они установили очередь на пользование этими немудрёными благами и занимались хозяйством, стирали детские вещички, варили похлёбку из воблы.
Внутренность пустынного здания ожила, наполнилась банными парами, запахом варева, гомоном ребятни и озабоченными голосами женщин, колдовавших над обедом: засохшую рыбу, превратившуюся в камень, сначала размачивали в воде, а потом варили.
Варёная вобла жутко пахла, но давала маломальский навар и соль, и от этого вонючая жидкость превращалась в съедобный бульон.
Здоровье Татьяны по-прежнему внушало опасение. Жар у неё спал, но сама она очень ослабла.
Вспоминая умершего сынишку, приходила в отчаяние и выла тихо, горько: так скулят собаки по умершим щенкам.
Поплачь, поплачь, моя хорошая. Горе надо выплакать, Евдокия гладила её по волосам, она ни на минуту не оставляла больную невестку.
Ты искупай меня, Дуся, перед смертью.
Тань, не думай о смерти! А помыть тебя, действительно, надо. Что же ты у нас после родов так и не очистилась? Я сейчас попрошу корыто, нагрею воду и искупаю тебя, может, и вся хворь выйдет, сказала Евдокия.