Когда дядя хотел найти что-нибудь у себя в кармане, он сначала прощупывал сукно, потом подкладку, потом и то и другое вместе, чтобы засечь координаты разыскиваемой вещи. Самое трудное было выяснить, каким путем до нее добраться.
Вот и случилось однажды, что забытый в этом лабиринте маленький дрозд дал о себе знать через две недели отчаянным зловонием. Его местонахождение нетрудно было установить - помогли чуткий нос тети Розы и унылый желтый клювик, который проткнул подкладку. Тогда дядя обследовал все карманы, что дало возможность обнаружить кроличье ухо, желе из раздавленных улиток и старую зубочистку, которую Жюль тут же загнал себе под ноготь. Чтобы извлечь дохлого дрозда, понадобились ножницы.
Однако в день, когда дядя Жюль обновил свою куртку, она произвела сильное впечатление, а обилие карманов сулило богатую добычу.
Обряд одевания - конечно, перед зеркалом - тянулся довольно долго, и охотники, видимо, себе понравились. Но жены тут же их раздели, чтобы покрепче пришить пуговицы на одежде, хотя мужья еще на себя не нагляделись.
Ружья снова смазали и протерли, и мне выпала честь уложить патроны в патронташи.
Затем отец и дядя принялись с лупой в руке изучать подробную карту местности.
- Мы обойдем дом и поднимемся на холмы, - говорил дядя, - до Редунеу; он вот где (дядя Жюль воткнул в карту булавку с черной головкой); до этого места мы ничего особенного но встретим, разве что певчих или черных дроздов.
- Это тоже очень интересно, - заметил отец.
- Мелочь! - ответил дядя. - Наша дичь - не будем обольщаться, - конечно, не королевская, но уж во всяком случае - обычная куропатка, кролик и заяц. Думаю, что найдем это в Эскаупре, - так, по крайней мере, говорил Мон де Папийон. Значит, в Редунеу мы спустимся на Эскаупре, затем пойдем вверх до подножия Тауме, который мы обогнем справа, чтобы добраться до Шелковичного источника. Там мы позавтракаем примерно в половине первого. Далее...
Но что следовало далее, я не слышал; я обдумывал свой план.
Мне необходимо было поставить вопрос ясно и добиться подтверждения того, в чем я был уверен, хотя уверенность моя несколько поколебалась: окружающие меня не обнадеживали.
О костюме для меня не упоминалось. Они, верно, думали, что для охотничьей собаки сойдет и то, в чем я хожу всегда.
Как-то утром я сказал пашей "горничной", что жду не дождусь "открытия охоты". А эта дрянь рассмеялась и ответила:
- Как же! Возьмут они тебя на охоту!
Мало ли что сболтнет этакая круглая дура! Я даже пожалел, что заговорил с нею. Но меня тревожило другое: отец как будто чем-то смущен и несколько раз ни с того ни с сего говорил за столом, что долгий сон необходим всем детям без исключения и что будить их в четыре часа утра очень вредно для здоровья. Дядя поддакивал ему и даже приводил в пример разных мальчиков, которые стали рахитиками или чахоточными, оттого что их каждый день слишком рано поднимали.
Казалось бы, цель этих разговоров - подготовить Поля к тому, что его не возьмут на охоту. Но у меня остался пренеприятный осадок и в душу закралось тягостное сомнение. Я собрал все свое мужество.
Прежде всего надо было удалить Поля.
Я дал ему сачок для бабочек и сообщил, что видел сейчас в глубине сада раненого колибри, которого легко поймать. Поля очень взволновала эта новость.
- Идем скорее туда! - сказал он.
Я ответил, что не могу с ним пойти: меня заставляют мыться в ванне, да еще с мылом.
Я надеялся, что он посочувствует мне и испугается, как бы и его не подвергли такой же пытке. Мой расчет оправдался: стремясь к колибри и спасаясь от ванны, он выхватил у меня сачок и исчез в кустах дрока.
Я вернулся в дом в ту минуту, когда дядя Жюль, складывая карту, говорил:
- Пройти отсюда двенадцать километров до холмов не так уж трудно, но все же это порядочный конец. Я храбро сказал:
- Завтрак поносу я.
- Какой завтрак?
- Наш. Возьму две сумки и понесу завтрак.