Но сегодня, пока я, пытаясь унять предынфарктное сердце, собирался к нему подойти и ка-ак «харьковский физик» растворился. Вроде и не смотрел в мою сторону, а вот поди ж ты! Нюх, видать, звериный. «И глаз, как у орла».
«Ну и пусть! К лучшему. Доказывай потом, что ты ни при чем, а это бывший учитель физики убийца. Точно соучастие пришьют! Он ведь молчать не станет, распишет меня всячески. Как наводчика или еще кого. А то и тоже, один удар ножом, не впервой Кто его кинется ловить? Эти пугливые парапетошные прошмандовки? Ленивые менты?!» мысли метались, сердце никак не могло уняться
Мой детективный пыл резко прошел на убыль. Все стало ясно: никаких «задержаний» не будет. Я устал и продрог. Окончательно расхотелось мечтать о лаврах доктора Ватсона: «А вот как приду, и поймаю, и разоблачу экий я замечательный! Всем нос утру!»
Все-таки в мужике, независимо от ориентации, всегда сидит мальчишка. Подобно тому, как в любой девочке чаще всего таится взрослая женщина. Надо будет эту мысль записать, она такая ёмкая оригинальная
Захотелось в тепло, выпить кофе или даже чего покрепче. Нервы, блин, ни к черту.
Я присел на холодную лавочку, рискуя заработать простатит, уже, впрочем, заработанный по уверениям знакомого уролога. Он же, правда, и утверждал с ухмылкой, что заболевание это коммерческое.
Опять нахлынули воспоминания Мое появление не вызвало никакого ажиотажа, никто не подошел, не попытался познакомиться
Только ветеран-завсегдатай тех мест по кличке «Кыся» прищурился «профессиональным» взглядом, волоча мимо изнуренную диетами необъятную задницу.
Из уважения к возрасту, плешку ему должны были бы приносить на дом какие-нибудь тимуровцы. Но боевик гей-партизанщины предпочитал по-прежнему лично ходить в разведку и брать «языка». Точнее, «языком»
Сначала по обыкновению сделал вид, что не узнал. Потом, на сотом витке охоты, все же подсел. Тоже устал, наверное
Привет, Толя! Как жизнь? надо же, имя помнит мое, старая каракатица Я уж и сам его забыл. Какой-такой Толя? Меня же все здесь давно придуманным «ником» называют: «Феликс»! Я и рассказы на Прозе так подписываю. Означает «счаст-ли-вый»! Сколько еще повторять?! А того «Толи» больше не су-щест-ву-ет!
Привет, э-э хм Хорошо живу, настоящего имени Кыси я не помнил, хоть убей.
Значит, все с мамой в «двушке», бедолага? Как-бишь твой поселок городского типа называется? По-прежнему к Шурке «женихов» таскаешь?
К горлу подкатил ком. И это помнит, ехидина!
Его убили месяц назад
Как?! Ничего себе! То-то я его здесь давно не вижу Что, привел кого?
Я молча кивнул.
Последний раз его видел, когда вы втроем уходили отсюда. Меня уж давно никто не замечает, а я-то всё-о-о вижу Жаль, хороший был парень, веселый, душевный. Подходил всегда сам, шутил Я его еще студентиком помню Теперь таких не делают.
Я набычился.
Ну и да, я часто к нему ездил, и что такого? Не так уж и часто, кстати!
А я сегодня того парня, третьего вашего, видел Ты его разве не заметил? Он тут возникает периодически, с некоторого времени. Мутный он какой-то Теперь понимаю, почему. Надо будет народу здешнему намекнуть Может, и не только народу, как думаешь?
Ком в горле разорвался. Какие там в жопу намеки?!
Да мы тогда в метро и распрощались еле-еле на последнюю электричку домой успел. Меня, скажем, ну мягко отшили. А через неделю звонят и вызывают на допрос: кто, чего, почему И выяснилось, что Шурку в ту ночь и убили! Натерпелся я. А что, этот парень сегодня здесь крутился? я прикинулся первым днем творения.
Вот только что! Странно, ты его не заметил, говоришь? Да, это противно: допросы, угрозы Небось, про «голубизну» выпытывали, они это любят. Проходили уже, когда помоложе были старый знакомый равнодушно отвел взгляд. Сидел, покачивая ногой с безобразной косточкой на стопе, выпиравшей, как нарыв, из ботинка
Непохоже, что мое вранье возымело успех. Старых кадров не обманешь
Так вы, значит, расстались тогда, а его потом того убили? Поня-ятно Считай, тебе крупно повезло
Ага, и менты унижали всячески! инерция наспех состряпанного имиджа стремительно тащила меня в трогательный образ страдальца. А не в неприглядное мурло «отшитого». Но Кыся слишком долго жил на свете, чтобы его можно было легко «развести на жалость». Лишь на лице промелькнула непонятная гримаса. Он быстро спохватился, вроде как увидев кого-то интереснее меня и, не прощаясь, на полуслове, занырнул в омут сквера, плеснув артритными конечностями.