– Кто сказал, что оно бедственное?
– Вы сами убедитесь в этом, если наберетесь терпения выслушать меня, – невозмутимо ответил Белларион и без тени смущения, словно опытный педагог
объяснял урок студенту, принялся излагать свою точку зрения: – Буонтерцо удалось слишком глубоко вбить клин между вами и Карманьолой, чтобы вы
успели соединиться. Менее чем через час он займет командные высоты, с которых будет контролировать каждое ваше движение. Он окажется в центре,
откуда сможет ударить всеми силами по радиусу в любую точку окружности, где бы вы ни находились. И этот удар Буонтерцо нанесет вдвое
превосходящими нас силами, и с такой позиции, что ему хватило бы и четверти имеющихся у него войск, чтобы обеспечить себе победу. Нынешнее
положение нашей армии, один из флангов которой упирается в реку, весьма напоминает позицию австрийцев в сражении при Моргартене note 77, где они
были наголову разгромлены швейцарцами.
Во время его лекции гнев и нетерпение Фачино постепенно уступили место удивлению и смятению, и он сам вряд ли отдавал себе отчет в том, что
сильнее подействовало на него: то ли осознание сделанной им промашки, то ли критические замечания неоперившегося юнца, заметившего ее.
Погрузившись в раздумья, он молчал и пытался взять себя в руки.
– Если бы меня послушали вчера… – вновь начал было Белларион, но Фачино грубо оборвал его.
– Замолчи! – рявкнул он. – Что сделано, то сделано, и нечего тут обсуждать!
Затем он повернулся к Штоффелю:
– Мы должны переправиться через реку, прежде чем Буонтерцо столкнет нас в нее. Я слышал, что чуть выше Траво есть брод.
– Но это только удалит нас от Карманьолы, – рискнул высказать свое мнение Штоффель.
– Разве я не знаю этого? – взревел Фачино, давая выход раздражению против себя самого и против всего мира. – Думаете, я ничего не понимаю?
Немедленно отправьте всадника к Карманьоле с приказанием отступить и переправиться через реку ниже Ривергаро. Тогда он сможет вновь соединиться
с нами.
– Это действительно будет возможно, – согласился швейцарец, – если Буонтерцо решит преследовать нас через брод и навязать нам сражение,
полагаясь на свое превосходство в численности.
– Я на это и рассчитываю. Мы станем отступать перед ним до тех пор, пока Карманьола не переправится и вновь не окажется у него в тылу. Так нам
удастся превратить поражение в победу.
– Но что, если он не последует за вами? – спросил Белларион, и Фачино вновь недовольно нахмурился, услышав очередное предположение этого
молокососа. Но Белларион, не обращая внимания на его реакцию, продолжал: – Будь вы на месте Буонтерцо, неужели вы не предпочли бы остаться на
своем берегу и двинуться вдоль реки, сохраняя за собой возможность разгромить противника по частям?
– Если Буонтерцо поступит так, я немедленно переправлюсь обратно и сам окажусь у него в тылу. В конце концов, несмотря на выгоды его позиции, в
ней есть слабые места. В какую бы сторону он ни повернулся, кто то всегда будет висеть у него на хвосте.
– Это произойдет только в том случае, если обе наши армии смогут действовать одновременно, а он без труда лишит нас такой возможности, оставив
небольшой отряд охранять брод после того, как мы переправимся на ту сторону. Я сам смог бы с сотней арбалетчиков задержать здесь противника на
целый день.
– Ты? – чуть не расхохотался Фачино.
– Да, и я сделаю это, если вы одобрите мой план.
– Какой еще план?
Этот план только что пришел в голову Беллариону, и его вдохновили те же самые аргументы, которыми он пользовался в споре.