– Мне следовало поблагодарить вас за эту любезность, – мрачно ответил Белларион.
– Дело отнюдь не в любезности.
Горячий патриот и способный солдат, Штоффель своим элегантным видом и худощавой фигурой производил скорее впечатление придворного, несколько
жеманного и щепетильного, чем мужественного и неустрашимого вояки. Он был среднего роста, его оливкового цвета лицо всегда было тщательно
выбрито, у него был красивый прямой нос и темные задумчивые глаза под черными прямыми бровями, и во всем его внешнем облике было что то
располагающее к нему с первого взгляда.
– Вы высказали предположение, которое нельзя было сбрасывать со счетов, – после короткой паузы закончил он.
– Я знаю, почему они поступили так. Но пусть я никогда в своей жизни не участвовал в сражении, – с оттенком горечи в голосе проговорил
Белларион, – но разве это требуется для того, чтобы понимать, что плоха та стратегия, которая не учитывает все возможные движения противника?
– Тем более что тот ход, на который вы обратили внимание, является достаточно очевидным.
Белларион пристально взглянул на швейцарца.
– Если вы были согласны с моим мнением, почему вы тогда не поддержали меня, Штоффель?
– Карманьола, де Кадиллак и даже Кенигсхофен имеют репутацию опытных солдат, а я всего лишь командир маленького отряда швейцарской пехоты,
который исполняет распоряжения, отдаваемые другими. Я молчу, пока меня не спрашивают, и поэтому даже не посоветовал Фачино исправить свое
упущение, выставив посты на холмах. Он слишком переоценивает уязвимость позиции Буонтерцо.
– Поэтому вы и пришли ко мне, – улыбнулся Белларион. – Вы хотите, чтобы я передал Фачино ваше предложение.
– Мне кажется, это было бы разумно.
Белларион задумался.
– Я думаю, мы поступим иначе, – сказал он наконец. – Мы можем сами подняться наверх и увидеть все своими глазами.
Через час с небольшим они уже были на гребне главенствующей над окрестностями возвышенности и оставались там до тех пор, пока в холодном сером
свете раннего утра не увидели всего лишь в двух милях к северу от себя, по направлению к Аггацано, всю армию Буонтерцо, уже построенную и
готовящуюся начать движение вверх по склону холма, с вершины которого Штоффель и Белларион вели наблюдение. Намерения Буонтерцо не явились для
них секретом, однако вместо того, чтобы, как предполагал Белларион, сперва двинуться против Карманьолы, а уже затем против Фачино, он решил
сделать наоборот. Белларион сразу догадался о выгоде подобной смены приоритетов. Расположив свою армию на холме, Буонтерцо достигал
колоссального тактического преимущества над Фачино и, разгромив последнего, успевал затем развернуться, обогнуть подошву холма и встретиться с
Карманьолой на равнине.
Не тратя времени даром, наблюдатели что было духу устремились к своему лагерю и буквально ворвались в палатку, где безмятежно спал Фачино.
Известия, которые они принесли с собой, заставили его мгновенно проснуться. Он тут же собрал старших командиров и велел немедленно построить
войска и двигаться по речной долине, чтобы соединиться с Карманьолой.
– Этот путь уже окончательно отрезан, – спокойно произнес Белларион, когда все офицеры, кроме Штоффеля, отправились выполнять его распоряжения.
Фачино яростно напустился на него, спрашивая, какого черта он лезет не в свои дела и высказывает мнение, когда его не просят об этом.
– Если бы к моему последнему совету прислушались, мы не оказались бы сейчас в столь бедственном положении, – невозмутимо ответил Белларион.
– Бедственном?! – выпалил Фачино.