– Я хотел сказать, мадонна, что в лагере под Бергамо сейчас страшно холодно. Прошлой ночью ударил сильный мороз, а вскоре наверняка зарядят
дожди и превратят все вокруг в одну сплошную грязь.
– Он вновь сделал паузу. – Там вы не раз с завистью вздохнете о комфорте и уюте Павии.
У тебя, похоже, разыгралась лихорадка. Я не собираюсь никуда уезжать из Павии.
– Конечно же, нет. Это я размышляю за вас.
– Ты! О святая Дева! Ты хочешь избавиться от меня?
– Холод пошел бы вам на пользу, мадонна. Вы вновь смогли бы обрести трезвость мышления и вспомнить о ваших обязанностях по отношению к синьору
Фачино.
Дрожа от гнева, она вскочила со своего кресла, и ему показалось, что ей захотелось ударить его.
– Ты шпионишь за мной?
– Разумеется. Только для этого я и сломал себе ногу. Она взглянула на него с невыразимым презрением.
– Принцесса Валерия не зря ненавидит тебя.
В его глазах мелькнула грусть.
– Мадонна, будь вы великодушнее – нет, хотя бы просто честнее, – вы не стали бы потворствовать ей в ее заблуждениях, а постарались бы исправить
их. Увы, эти качества вам незнакомы. Иначе мне не пришлось бы в разговоре с вами защищать честь вашего отсутствующего синьора!
– Тебе ли говорить о том, что я не имею чести, – с оттенком печали в голосе проговорила она, и в ее темно синих глазах блеснули слезы. – Бог –
свидетель, я всегда была честна с тобой, Белларион, а теперь ты начинаешь сомневаться во мне. О, как я несчастна! – она рухнула в кресло, и
поднявшаяся в ней волна жалости к самой себе захлестнула все остальные чувства. – Меня хотят лишить всего. На всем свете нет женщины несчастнее
меня, даже ты, Белларион, лучше всех знающий мое сердце, нашел для меня только слова упрека и осуждения!
Ее слезы ничуть не разжалобили его, а ее мольбы звучали настолько нелогично и неестественно, что он почувствовал физическое отвращение к этой
женщине, привыкшей потакать себе во всех своих капризах.
– Вы сетовали, мадонна, что Фачино не сделал вас герцогиней. Но еще не все потеряно.
Ее слезы остановились так же быстро, как и полились.
– Тебе что то известно об этом? – сдавленным от волнения голосом спросила она.
– Наверняка я знаю только одно: вы лишитесь всякой надежды приобрести желанный вам титул, если не сохраните верность Фачино. Думаю, вы
догадываетесь, что сделает с вами Фачино, если вы измените ему. Я говорю сейчас с вами как друг и по дружески предлагаю вам уехать в лагерь под
Бергамо.
Он очень аккуратно выбирал слова, стараясь не сказать ничего лишнего и одновременно пробудить в ней иллюзорные надежды, и это ему, казалось,
удалось. Графиня промокнула остатки слез в краешках своих длинных узких глаз, медленно встала с кресла, подошла к Беллариону и взяла его за
руку.
– Спасибо, мой преданный Белларион, друг мой, – с нежностью в голосе проговорила она. – Не бойся за меня. – Тут она чуть помедлила.
– А что… что еще говорил тебе синьор о своих намерениях?
– Э, нет! – рассмеялся он, понемногу обретая уверенность в успехе своей затеи. – Я не собираюсь злоупотреблять его доверием. Вы просите меня не
бояться за вас – этого недостаточно. Принцы частенько ведут себя очень опрометчиво. Поэтому мне хотелось бы, чтобы вы не подвергали себя
опасности.
– Да, но Бергамо! – вырвалось у нее.
– Зачем отправляться так далеко? На вашем месте я поселился бы в Меленьяно. Замок в вашем распоряжении, и в нем лучше, чем в Павии.
– Что хорошего в этой дыре? Мне придется проскучать всю зиму!
– В Меленьяно будет не хуже, чем здесь, хотя бы потому, что там соберется более целомудренное общество.